Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру Страница 56

— Искать, кто виноват, — ответил Егор Трофимович. — И еще — продолжать репетицию.

— Да, конечно, — грустно пробормотал сыщик. — Я должен сыграть спектакль, — Василий тяжело вздохнул, — в память о ней…

На входе в зал их перехватил Дуремар-Грымзин. В руке он держал нераспечатанный конверт большого размера без штемпелей и марок, но адресованный Дуремару.

— Это пришло пять минут назад, — торопливо сказал банкир. — Позвонили в калитку, но когда охранник вышел, никого не было, только в почтовом ящике это послание…

— Весьма занятно, — промолвил сыщик, осторожно раскрывая конверт. Там оказались детские комиксы о черепашках-ниндзя.

— Что это значит?! — побледнел Грымзин, чуть не выронив сачок.

— Понятия не имею! — искренне пожал плечами Дубов.

— А я, кажется, догадываюсь, — чуть улыбнулся Столбовой. — Скорее всего, кто-то хочет дать знать, что Лидия Владимировна жива. Вот если бы они прислали пакетик с черепаховым супом или черепаховую же гребенку…

Тут в коридоре появился охранник.

— Хозяин, вам тут еще одно послание. — С этими словами он протянул господину Грымзину пакет, также адресованный Дуремару, но более напоминавший бандероль. Трясущимися руками банкир развернул бумагу, и на свет вышла книга Избранных произведений В. И. Ленина по вопросам марксистской экономики. Из фолианта торчала закладка — однодолларовая банкнота.

На сцене шла репетиция очередного эпизода: режиссер-постановщик Б. Святославский, по нужде вошедший в роль Мальвины, воспитывал Буратино.

— Буратино, я тебе загадаю задачку, на которую ты должен найти верное решение, — менторским голосом говорила Мальвина, сомнамбулически бродя по сцене. — Ее мне загадали служители Кислоярского храма кришнаитов, когда я пришла к ним за духовной вегетарианской пищей. Они мне сказали: «Харе Кришна, дорогая Мальвина! Если ты отгадаешь загадку, то получишь талончик на постоянный доступ к нашему супу, а если не отгадаешь, то будешь отлучена от живой пищи разума и желудка». И, чтобы не впасть в духовный глад, я была вынуждена напрячь все свои гениальные мозги и найти ответ на поставленный вопрос…

Дубов-Буратино не особо вникал в монолог Мальвины, так как его мысли витали в несколько иных сферах. Детектив вертел в руках зеркальце из таинственной посылки и печально бормотал себе под нос:

— Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи: Кто похитил черепаху? Как с лисою дал я маху? Кто часы, скажи, снимал? Кто посланья присылал? Расскажи мне честно, смело, как распутать это дело? Да поведай без затей — кто тут главный лиходей?

Дубов медленно поворачивал зеркало, и в нем попеременно отразились: лепной потолок гостиной, хрустальная люстра, затем — столь занимавшие сыщика электронные часы, показывающие уже 4.25 ночи, потом — дверь и, наконец, зрительный зал.

Святославский решил еще разок пробежать сцену на пруду — с наполовину обновленным составом исполнителей. Это обстоятельство наложило свой отпечаток и на диалог персонажей. В отличие от первой Тортилы — Лидии Владимировны Грымзиной, указывавшей Дуремару на экологические последствия его действий, новая Тортила, она же по совместительству Карабас-Барабас, она же редактор «Кислого флирта» господин Романов, сразу взяла быка за рога.

Небрежно развалившись в кресле и закинув ноги на стол, Тортила заявила:

— Давай, Дуремуля, без сантиментов. Как говорил старик Адам Смит, деньги — товар — деньги. Сматывайся с моего пруда — и получишь свое золотце.

— Какое золотце? — не понял Дуремар.

— Ну, золотой ключик, — уточнила Тортила. — Впрочем, тебе, жадненький мой, придется еще и кой-чего доплатить.

— Сколько? — побледнел Грымзин и машинально полез в карман за чековой книжкой.

— Да не здесь, — досадливо махнула бородой Тортила.

— А где? — пролепетал Дуремар.

— Выйдешь из своей лачуги, повернешь направо, там тебя будет ждать одна лягушка, ей и отдашь. А взамен получишь свое золотце. То есть, пардон, золотой ключик. И без глупостей! — прикрикнула Тортила вослед уходящему со сцены Дуремару. — А то отдам его Буратине.

— Эврика! — вдруг раздался в гостиной чей-то вопль. Все вздрогнули. Крик исходил из последнего ряда партера, где в курточке и колпачке Буратино гляделся в зеркальце частный детектив Василий Николаевич Дубов.

Cвятославский, поправляя голубой парик, подошел к детективу:

— Вы нашли новый путь интерпретации роли?

— Нет, я нашел путь к чему-то более важному, — понизив голос, ответил детектив. — И хотел бы кое о чем вас попросить…

После репетиции очередного эпизода режиссер-постановщик вышел на сцену и провозгласил:

— Милые господа, нам, а в нашем числе и моей творческой индивидности, требуется передыхание. А посему объявляю часовой антракт для проветровки зала и мозгов. Сбор здесь в пять сорок пять, и прошу не опаздывать.

Артисты со вздохом облегчения потянулись к выходу. Последним, опираясь на сачок, залу покинул хозяин дома банкир Дуремар-Грымзин. Уходя, он аккуратно выключил свет и закрыл дверь на ключ. И никто, кроме инспектора Столбового-Пьеро, не заметил кончика колпачка, торчащего над стульями в последнем ряду зрительного зала.

Особняк главы банка «ГРЫМЗЕКС» погрузился в сон. Но спали не все. Например, что делал запертый в главной зале детектив Дубов, не знал никто — даже инспектор Столбовой, которого он попросил подежурить в коридоре.

Пристроившись на стуле, Егор Трофимович пытался читать драматическую поэму Софьи Кассировой «Нильскaя рапсодия», изданную за счет автора отдельной брошюрой в местном издательстве «СВЕТОЧ». С трудом пробираясь сквозь туманные и таинственные образы этой незаурядной поэмы, Столбовой пытался вникнуть в монолог лирической героини поэмы:

«Жрецу Омона помоляся в храме,Направилась я к Нилу в ближний путь,Где Аллигатор острыми зубамиЛаскал мою девическую грудь».Жрец Омона ответствовал ей:«Я крокодилов пас в лугахНа топких Нильских берегах.А Крокодил жевал сапог —Наверно, я бы так не смог».

Буквы запрыгали перед глазами Егора Трофимовича, и он забылся в тяжкой полудреме. Ему виделся страшный крокодил, уволакивающий черепаху Тортилу в топкие пучины.

От этих кошмаров инспектора освободил голос господина Романова, совмещавшего Карабаса Барабаса и Тортилу.

— Вы так стонали, — озабоченно говорил порноиздатель. — Я уж решил, что и с вами что-то случилось.