Вячеслав Седов - Ловчие Удачи - 2 книга Страница 57

Vlos'Velve врезался в дверной косяк на уровне головы одетого в лохмотья горбуна с круглым улыбчивым лицом, на котором один глаз был больше другого в три раза. Широкий рот под малюсеньким носом уродца растянулся в какой-то непонятной улыбке. У краешка губ были хорошо видны многочисленные швы, сделанные грубыми нитками так, словно лицо незнакомца перекраивали, как неумеха портной какую-нибудь неудачно сшитую рубаху.

— Гостеприимно, — пропел голос так же весело и беззаботно.

Меж тем рот нежданного гостя оставался по-прежнему растянутым в идиотской улыбке до ушей, и полукровка озадачился вопросом, кто же с ним все-таки говорил.

— Кто вы такой? — выдавил из себя Карнаж.

— Я? Я был поэтом иногда и собирал в стихи слова, но многим были не по нраву мои поэмы иногда. И вот я мертв, и стих мой тоже… — заговорил все тот же голос под мерное качание головы горбуна.

— А ну замолкни! — грубо прервал его еще чей-то голос.

Лохмотья на горбу зашевелились и на плечо уродца вылез огромный белый попугай.

У «ловца удачи» округлились от изумления глаза — это оказалась та самая зловещая птица, что сидела на ветке в оранжереи Окулюса Берса и запомнилась полукровке своей характерной особенность. В костистой лапке той половины тела, где зияли выбеленные кости, была зажата цепочка. На ней висел крупный, отлитый из свинца череп, в чьих глазницах тускло светились два отесанных адуляра.[8]

— Наш хозяин, мэтр Кассар, желает видеть Феникса и посылает с нами амулет, который поможет избегнуть опасностей земель мертвых, — куда почтительнее, чем к горбуну, обратился попугай к «ловцу удачи».

— А ваш хозяин не подумал о том, что от таких визитов можно и спятить!? — крикнул полукровка.

Конечно, такие вещи с Фениксом, по роду его профессии, происходили не в первый раз. Чего только стоил один оригинальный способ, которым его призвал на службу шаргардский чародей, ныне покойный Рэйтц из Красных Башен. Карнаж как-то сидел в трактире, ужинал. Когда он откупорил бутылку вина, оттуда выпорхнул плененный дух и вместо трех желаний, которые старинные истории сулили нашедшему, выполнил одно, но чужое, схватил «ловца удачи» под руки и вынес через трубу дымохода. Однако это представление, что разыграли здесь подручные некроманта, выглядело куда более жутко. Но, как говорилось, каждый маг на Материке был безумен на свой лад.

Попугай порхнул на спинку кровати и положил на нее медальон.

— Спрячь-спрячь! — произнесла птица, кланяясь свинцовому черепу.

Карнаж неуклюже подошел на негнущихся ногах и наклонился, чтобы взять медальон. Боль пронзила как стрелой спину, и он отшатнулся, издав тяжкий стон.

— Крылышкам больно? — озадаченно повернул голову попугай, — Скверно-скверно. Горбун, подай снадобья Фениксу, да поживее. Хозяин непременно желает его видеть.

Уродец проковылял к кровати и протянул «ловцу удачи» изумрудного цвета сосуд с толстыми стенками. Полукровка, морщась от боли, взял предложенное из кривых длинных пальцев.

— По одной капле два раза в день, счетом чертовой дюжины всего и не более, — пропел голос, принадлежащий горбуну, — В тумане разума боль заблудится и забудется.

— Я приду, если останусь жив, — ответил «ловец удачи», пряча медальон и флакон под крутку.

Снизу послышался шум голосов и топот многочисленных ног по лестнице.

— Мы можем помочь вам, — сказал попугай, порхнув на мешок с головой dra.

— Избавим вас от тяжкой и опасной ноши, а заодно очистим путь, — пропел горбун.

Топот ног приближался и уже было слышно клацанье извлекаемого из ножен оружия. В дверном проеме показался один из слепцов с факелом в руке. Он собирался рвануться внутрь комнаты, но невидимая стена оттолкнула его и он отлетел назад.

— Это за нами. И, значит, за вами тоже, — глумливо сообщил попугай, поставив «ловца удачи» в положение роженицы в начале схваток, чей выбор, откровенно говоря, был невелик.

— Проклятье! Забирайте что вам нужно и расчищайте путь если и вправду сможете! — крикнул в отчаянии «ловец удачи», хватаясь за оружие и забиваясь в угол при виде той толпы, что собралась в коридоре.

Слепая старуха протиснулась меж стражей и, воздев вверх руки, сжала клюку и исступленно завопила какие-то заклятия.

— Охотно-охотно, — попугай сел на подоконник, — Горбун!

Птица отдернула клювом черную занавеску. Снаружи, уцепившись лапами за стену, таращился фэтч. Горбун безотрывно глядел на монстра и монстр тоже глядел на него. Тот глаз, который был в три раза меньше другого, с чавкающим звуком стал открываться, становясь все больше и больше, пока не сравнялся со своим собратом. Фэтч завопил и заплакал так горько и жалостно, словно ребенок оставленный матерью рыдал где-то из-за толстой стены. Монстр не выдержал и сорвался вниз. Плач оборвался.

— Теперь путь свободен, — пропел голос уродца.

Подобное могло довести до безумия любого здравомыслящего человека, однако Карнаж не даром отмечал для себя, что «ловцами удачи» становятся преимущественно полукровки, а люди в такой профессии долго не задерживаются. Эльфы славились устойчивостью разума к заклятиям, благодаря очень гибкой и крепкой психике, которая выручала не только от «насылаемых» помутнений рассудка, но и внутренних «действительных», что возникали сами по себе, как реакция на окружающее. Ран'дьянская же половина крови вредила разуму только помрачая его в момент агрессии.

Феникс не воспринимал все происходящее, словно действуя отдельно. Он подхватил торбу, высадил окно и, обернувшись на подоконнике, чтобы поблагодарить своих нежданных ночных гостей, едва успел прыгнуть вниз от протянувшихся к нему многочисленных рук слепцов.

По-кошачьи мягко приземлившись, полукровка услышал над головой сквозь ругань и крики из выбитого окна хлопанье крыльев. В землю возле его руки воткнулся темноэльфийский шпаголом, о котором он совсем позабыл, оставив засевшим в дверном косяке. Из-за частокола донеслось ржание сильванийского коня. Превозмогая дикую боль в спине, Карнаж сосредоточился и заставил свое ран'дьянское наследие совершить последний рывок к побегу. Перемахнув частокол и ров, «ловец удачи» кубарем скатился вниз по склону холма, поднялся, вставил ногу в поддерживаемое горбуном стремя и, даже не удивившись тому, как тот успел оказаться здесь да еще с его конем, припустил что есть духу по тропе к реке. Там располагалась паромная переправа, а паромщик, заранее вынутый из кровати, ожидал в компании белого попугая на плече, стоя как истукан в исподнем с широко распахнутыми, бессмысленными глазами.