Сергей Лисицын - Молот Времени: Право сильного Страница 57

Спасителям мира не к лицу? Сам знаю... Максимум, что мог бы себе позволить псевдо-Хигарт, персонаж гравюр и лубков, – красивую и романтическую любовь со своей соратницей по спасению мира. Ну-ну... Жаль, лубки не передают запах. Неплохо бы знать их любителям, чем пахнет любовь на попоне, после дня-то в седле... По́том. И не только конским.

К тому же, кроме Хлады, иных объектов для романтических чувств в нынешнем походе не имелось (нестандартные причуды и предпочтения оставим терзающимся скукой благородным сайэрам). А наемница, в общем-то, женщина достаточно симпатичная, но деньги я ей плачу совсем за другое... Посылать под мечи и стрелы любимого человека? Увольте, не умею.

Короче, я в спасители мира силком не набивался... И пошел в бордель.

«Морская ветреница» находилась в портовом квартале. Так уж заведено во всех приморских городах, и неважно, что моря давно высохли, – традиции вещь живучая.

Помещением для борделя служил корпус корабля, избежавшего участи своих собратьев и не отправившегося по частям в печку. Причем не какого-нибудь рыбачьего суденышка, и даже не торгового когга, – настоящего боевого орланга. Строили его в свое время для королевского флота на здешней верфи, и почти достроили, оставались считанные дни до спуска, – но тут грянул Катаклизм.

Мачты «Ветреницы» были видны издалека, торчали над лачугами портовых обитателей, подтверждая: всё остается по-прежнему, и какие бы бури и катаклизмы ни терзали наш мир, есть еще места, где уставшие в битвах герои могут расслабиться душой и телом. Вот только...

Я замедлил шаг. Веселые разноцветные флажки, украшавшие рангоут орланга-борделя, исчезли. Вместо них на флагштоке уныло обвис один-единственный флаг.

Подходил я с нехорошим предчувствием. И оно немедленно оправдалось: порыв ветра развернул желтое полотнище флага – на нем красовались печально знакомые мне череп, меч и факел... Еще десяток шагов, и я увидел буквы, намалеванные на борту: «БАСТИОН СВЯТОЙ ВЕРЫ».

Так вот что значили слова Калларье о «Бастионе», бывшем борделе...

Машинально я сделал еще несколько шагов, хотя внутрь заходить, конечно же, не собирался. Мои личные любовные причуды и предпочтения настолько далеко не простираются.

Из борделя, превратившегося в бастион защитников веры и отечества, меня, тем не менее, заметили. Дверь, прорезанная в корабельном борту, распахнулась, на улицу вышли несколько лигистов – как близнецы-братья похожие на тех, что я видел у резиденции алхимика и в таверне «Веселая каракатица». Направление их целеустремленных шагов сомнений не вызывало – шли молодые люди прямиком ко мне.

Неужели слух о нашем с Гаэларихом невинном розыгрыше дошел до главарей «Лиги Тугарда», и эта компания шагает сюда свести счеты? Словно невзначай я поправил перевязь с Бьерсардом, готовый выхватить топор в любое мгновение.

Однако подошедшие лигисты были настроены мирно. Более того, весьма почтительно.

– Майгер Хигарт? – спросил один из них с легким полупоклоном.

Пришлось подтвердить: да, он самый. Хигарт.

– Слава Тугарду! – рявкнули молодые люди, воздев кулаки над головами.

– Взаимно рад вас видеть, – соврал я.

– Не будете ли вы любезны почтить присутствием нашу скромную обитель? – показал на «Бастион» все тот же лигист. Кстати, если не знать или не принимать во внимание, чем занимается этот молодой человек по ночам в компании кожаных сотоварищей, – то надо признать, что выглядел он достаточно приятно. На вид крепкий, пропорционально сложенный, волевое мужественное лицо, глаза голубые-голубые...

Несмотря на безукоризненно вежливую форму приглашения, прозвучало оно более чем настойчиво. Но согласился я отнюдь не потому. Пришла интересная мысль: коли уж имя Хигарта пользуется здесь изрядным уважением, почему бы не попробовать подрядить нескольких этих парней себе в спутники? Головы, конечно, им задурили изрядно. Но, думалось мне, толковый командир, то есть я, сумеет поправить дело и повыбить из них дурь. Эрладийцев и иноверцев в отряде нет (о нашем с Гаэларихом подкачавшем происхождении можно и умолчать), а тролли или орки, если таковые встретятся в Уорлоге, скорее всего будут настроены враждебно... Вот ребятам и представится случай помахать мечами во славу веры и родной расы.

...Внутри был сделан ремонт, и заменена мебель, однако же всё напоминало мне о былых беззаботных деньках, когда по бывшему кораблю порхали куда более приятные в общении создания. Вот по тому трапу, например, можно попасть в каюту, которую занимала малышка Луа, с которой, помню... Эх, какое славное местечко изгадили!

В бывшей кают-компании орланга собрались десятка два лигистов, – все, кто находился на тот момент в «Бастионе». Посматривали они на меня уважительно, а на Бьерсард – с неким боязливым почтением. А со стены на меня пялился мой собственный портрет. Не только мой – висели там и изображения нескольких былых императоров единого Тугарда, грозно хмурил брови коннетабль Одоар Свирепый, прославившийся безжалостным истреблением нелюдских рас. Из современников – лорд-регент Адрелиан и Феликс Гаптор. Ну и Хигарт, герой Тул-Багара. М-да, даже епископ Хильдис Коот не удостоился такой чести, а я – вот он: молодой, красивый, в тяжелой позолоченной раме.

Написанная маслом картина наверняка была скопирована с гравюры «Штурм Тул-Багара». Та же композиция, тот же главный персонаж, весьма отдаленно меня напоминавший. Но имелись и некоторые дополнения – к порубленным в капусту оркам художник прибавил окровавленных поверженных троллей и людей, – иноверцев и инородцев, надо полагать. По крайней мере, тряпка, которую герой попирал ногами, весьма напоминала эрладийское знамя.

За главного в «Бастионе» оказался не Аргелах, тот сидел в ратуше и исполнял обязанности бургомистра. Здесь же лигистами руководил некий Эррери. Командор Эррери, как он представился (какого ордена, не уточнил). Лет на десять старше, чем его подручные, и видно, что побывал в разных переделках: лицо пересекал неровный, криво сросшийся шрам, один глаз закрывала кожаная повязка.

Сам командор больше помалкивал. Зато витийствовал вовсю его помощник – невысокий, скособоченный, с неопрятными сальными волосами; свое имя он пробормотал так неразборчиво, что я не расслышал. Кожаная форма смотрелась на этом персонаже нелепо, а меч на боку – смешно. Но такие говорливые порой опаснее крепышей, только и умеющих махать острым железом, – именно их речи превращают нормальных, в общем-то, людей в толпу жаждущих крови убийц.

Разливался сальноволосый словно бормотун, которого накормили смоченными в винном зелье кусочками хлеба. О том, естественно, как они счастливы видеть великого героя и живую легенду. То есть меня. Соратники кивали своими щетинистыми черепами: да, мол, счастливы.