Эрик Ластбадер - Владычица Жемчужины Страница 57

— Госпожа, как я могу исправить эту ошибку?

— Во-первых, перестань себя жалеть, во-вторых, в следующий раз будь внимательнее. — Джийан положила руку на плечо соромианта. — А в-третьих, запасись терпением и верой. — Она огляделась по сторонам и с наслаждением вдохнула ночной воздух. — Как хорошо в За Хара-ате, Миннум! Такое чувство, что я вернулась домой.

— Мне здесь тоже нравится, и от этого мой промах кажется еще менее простительным.

— Не знаю, как ты, — сказала Джийан, потирая руки, — а я страшно проголодалась.

Вернувшись в палатку, они увидели, что бедро песчанки обугливается, а лепестки шиповника пропали безвозвратно. Пришлось довольствоваться остатками мяса и острыми лепешками, которые Бэйи Дас пекли из разных сортов муки. Зато они допили ба’ду, и Миннум открыл бутылку нэффиты, жемчужно-зеленого ликера, в букете которого гармонично сочетались вкус гвоздики, корицы и жженой апельсиновой корки.

Миннум и Джийан сидели на толстых коврах Хан Джад, а когда похолодало, закутались в теплые одеяла Бэйи Дас, чтобы не замерзнуть. Они говорили обо всем на свете и радовались, что могут поближе узнать друг друга.

— Скажи, — попросила Джийан, — эту мадилу соромианты специально выращивают?

— Что вы, госпожа, — проговорил Миннум, — коррушские степи плодородием не отличаются, поэтому при мне архонты не имели возможности ее использовать.

— Значит, можно предположить, что соромианты покинули коррушские степи. Еще одно доказательство того, что у них появился сильный союзник.

— Я бы сказал, этот вывод напрашивается сам собой.

— Раз они используют мадилу, то, значит, переселились в место, где гриб растет в естественных условиях. Ведь у них не было времени посеять споры и собрать урожай.

— Ваша логика безупречна, госпожа! Я могу вспомнить лишь одно место на северном континенте, где мадила растет в естественных условиях. Много лет назад я сам собирал ее там.

— И что это за место? — спокойно спросила Джийан.

Миннум осушил чашу с ликером.

— Это на западе, высоко в предгорьях Дьенн Марра. Кажется, это северо-западный сектор Борободурского леса, у Слезного Хребта.

— Собирайся, Миннум, именно туда мы и направимся.

Маленький соромиант вздрогнул.

— Ах, госпожа, может, попросите о чем-нибудь другом?

Взгляд Джийан будто вцепился в собеседника.

— Нет, я прошу именно об этом, Миннум. Мы пойдем вместе.

— Одни?

— А что?

Холодный ветер дул в руинах города и стонал, как хор плакальщиков на похоронах. Миннум поплотнее закутался в одеяло.

— Западный округ очень опасен, особенно Слезный Хребет.

— Знаю, — кивнула Джийан, — там полно кхагггунов.

— Госпожа, кхагггунов я боюсь меньше всего, — мелко дрожа, ответил Миннум. — Если грибы там по-прежнему растут, то мы наверняка встретим соромиантов.

Сахору не спалось. Как он ни старался, успокоиться не удавалось. Он встал и зажег лампы. Сахор вышел из спальни и стал бродить по галереям Музея Ложной Памяти. Здание музея было необычным, обнесенным стенами с амбразурами и горгульями. Словно злобный горбун, оно притаилось в конце улицы Пятой Дивизии в северном квартале Аксис Тэра. С высоты стен, если бы кто-нибудь отважился на них забраться, можно было увидеть Большое Фосфорное болото, где уже несколько столетий охотились на клайвенов. Сидевшие на неприступных парапетах горгульи олицетворяли демонов, тех злобных существ, которых Великая Богиня Миина много лет назад изгнала в Бездну. Согласно легендам, демоны мечтают вырваться на свободу и подчинить себе Кундалу.

Сахору очень нравилось в музее. В прошлой жизни гэргон Нит Сахор и Элевсин Ашера проводили в музее довольно много времени, пытаясь узнать побольше о его таинственных экспонатах. Однако это радостное возбуждение не имело ничего общего с бессонницей. И с того самого дня, как он вернулся из За Хара-ата, Сахор не переставал думать об отце.

Теперь, гуляя по темным галереям музея, он знал, что нужно делать. Вообще-то Сахор все придумал несколько недель назад, когда впервые попал в музей. Единственное, что его останавливало, — ощущение опасности. Он не знал, сколько врагов Нита Сахора оставалось в Товариществе гэргонов, а вот при Ните Батоксссе их было более чем достаточно. Сейчас его считали мертвым, и техномагов ни в коем случае нельзя было убеждать в обратном. Сахор по-прежнему приспосабливался к новому телу, пытаясь понять, что значит не быть гэргоном, не быть Нитом. Он пока не осознавал своей силы, потому что даже при перерождении с помощью техномагии в сына Элеаны его ДНК оставалась частично гэргоновской, только слившись с кундалианской ДНК ребенка.

Сахор застыл перед зеркалом, изучая свое лицо. Оно было длинным, угловатым, лисьим. Сахор не мог привыкнуть к грубости, которую наложила неумолимая наследственность. От правды не уйти. Из зеркала на Сахора смотрело лицо Кургана Стогггула, отца ребенка. Его отца, раз он живет в этом теле. От этой мысли бросало в дрожь. Нет, его истинным отцом был Нит Эйнон!

Если думать иначе, сойдешь с ума. Конечно, он теперь просто Сахор, и все-таки гэргоновское происхождение забыть невозможно.

Быстро вернувшись в свои апартаменты, бывший техномаг переоделся в черный костюм из кундалианской узорчатой ткани. Именно эта сторона новой жизни особенно радовала Сахора. В бытность гэргоном он тайно обожал все кундалианское.

Подсвеченные лунным светом облака плыли по ночному небу, на котором виднелись первые звезды. До Сахора доносился мерный гул спящего города.

Петляя по темным переулкам и опустевшим улицам, Сахор дошел до северного квартала, где жили трудолюбивые месагггуны и соблазнительные лооорм. Пару раз он останавливался, ныряя в темные подворотни, чтобы скрыться от кхагггунских патрулей. Не то чтобы бывший гэргон боялся, что его кто-то узнает, просто не хотелось лишний раз привлекать внимание.

Довольно скоро Сахор пришел куда хотел — в мрачный район с кривыми темными улочками и старыми домами. Остановившись на Черноглинной, он молча смотрел на уродливый серый фасад склада, так хорошо знакомый Ниту Сахору. Несколько десятилетий подряд он под разными именами скупал недвижимость в Аксис Тэре. Переместив лаборатории из Храма Мнемоники в несколько тайных мест, он убил сразу двух зайцев — обезопасил результаты собственных исследований и от возможных природных катаклизмов, и от врагов, число которых росло с каждым днем.

Это было неудивительно, учитывая непрочность Товарищества гэргонов. Колебания между научными исследованиями и гонкой за политической властью разбивали Товарищество на постоянно дробящиеся союзы. Да, Нит Батокссс навсегда изменил жизнь гэргонов… И еще основная теория Нита Эйнона не давала покоя его сыну. «Товарищество изменилось в тот самый момент, как мы напали на центофеннни, — утверждал отец. — По сути, мы совершили то, что Энлиль называл первородным грехом». «Неужели отец ошибался?» — недоумевал Сахор. Не было никакого сомнения в том, что именно этот страх, древний и всепоглощающий, заставил Товарищество объявить религию вне закона, развенчать Энлиля и начать гонения на жрецов и верующих, которые не желали отказываться от своего бога. Сахор верил, что это далеко не совпадение, что именно в то время в’орнны высадились на Кундалу. Впервые оказавшись на этой планете, он понял, что здесь решится судьба в’орннов, и вывел собственную теорию, созвучную утверждениям Нита Эйнона. «Здесь нам придется задержаться. Здесь нас настигнет великое колесо эволюции. Именно здесь в’орнны как вид либо вымрут, либо станут еще сильнее».