Денис Юрин - Имперские истории Страница 59

– Дело было, но оно ни тебя, ни службы бывшей не касается. – В голосе Анри вдруг появилась сталь, а в прищуренных глазах заплясали огоньки ненависти. – Личное это дело, неоплаченный счет прошлых дней. Болтать много не буду, извини, скажу лишь, что мерзавец один в Торалис пожаловал. Я от знакомых узнал, что эльфы твои с ним дружбу водят, вот и выслеживал голубчиков, а когда они…

– …то ты, как верный слуга Императора, решил вмешаться и нарушить коварные замыслы грязных заговорщиков, – рассмеялась Лиор. – Красивая байка для романтичных дурочек, а может, и правда, не знаю… Звать твоего врага как?

– Баракул, Лебедка, Форштевень, Ягодица, поскольку лыс, как… – осекся Анри, постеснявшись пуститься в подробное объяснение. – Не знаю я, у пиратов имен нет, только клички, как у собак.

– Не слышала о таком, – призналась баронесса, за долю секунды прокрутив в голове все сообщения, пришедшие за последние полгода в Кархеон от тайных агентов с южного побережья.

– Откуда? – презрительно хмыкнул задетый за живое бывший лейтенант. – Вы в столице далеко не всю крупную рыбешку знаете, только о тех безмозглых дураках слышали, кто меры в грабеже не знает да в политику грязный нос сует. Форштевень это не Отруби-да-Отрежь, он на города не нападал, да и с имперскими фрегатами в бой не вступал, зато купчишек знатно пощипывал.

– Так ты ж в форте отсиживался, тебе-то до этого Фор-шей-ня? – с трудом выговорила и, естественно, переврала сложный морской термин баронесса.

– Если у меня сейчас родни нет, это еще не значит, что близких никогда не было!

– Понятно, – кивнула Карина, не пожелавшая вдаваться в подробности запутанных обстоятельств чужой кровной мести. – Могу тебя обрадовать: допрос окончен, начинаем беседовать, только на бюст мой так не пялься! Бесполезно, больна я, отблагодарить за спасение все равно не смогу, по крайней мере в этом смысле…

– Не грех посмотреть на то, что красиво, – без тени смущения заявил Анри.

– Грешно попусту глазеть на то, что нельзя использовать; толку нет, а отношения портятся.

– Да какие у нас с тобой «отношения»? Раз вопросов больше нет, пойду я, пожалуй. – Офицер попытался встать с подоконника, но Карина властным жестом приказала ему оставаться на месте.

– Я баронесса Карина Лиор, большинство придворных считают меня неблагодарной, двуличной дрянью, и даже более, самой стервозной особой при дворе. Знаешь, а в чем-то они правы! – Карина сделала паузу и долго смотрела на Анри, пытаясь понять, какое чувство вызвало у собеседника ее откровенное и весьма необычное признание.

– Мне-то что с того? Я не священник, исповедей не выслушиваю да и на вознаграждение не рассчитываю, так что до того, кто кого кем считает, мне дела нет, – пожал плечами Анри. – Пошел я, пожалуй, дел полно.

– Обстоятельства твоего появления сомнительны, твой рассказ нельзя проверить, и, главное, ты видел то, что не должен был видеть! – огласила приговор Карина и замерла в ожидании, что на каменном лице отставного лейтенанта хотя бы на миг промелькнет страх.

– Хочешь меня убить или милостиво запереть в тюремном подземелье лет эдак на пятьдесят?

– Хотела бы, тогда так не распиналась бы. – Лиор отдала должное выдержке солдата. Не каждому было дано сохранить хладнокровие в стенах имперской разведки, откуда выходил на свободу лишь один из десятка вошедших.

– Есть предложение, я слушаю, но должен предупредить: я солдат, а не убийца, профиль не тот для темных делишек!

– Вот и славно, что мы так быстро нашли общий язык. Терпеть не могу долго уговаривать, противно, да и уважение к оппоненту теряешь. – Карина одарила Анри одним из самых многозначительных взглядов, намекавшим на наличие у бедного провинциального дворянина отличных перспектив в скором времени разбогатеть и заметно улучшить свое положение в обществе. – С местью тебе придется немного повременить, поедешь со мной на юг! Человек, знающий побережье и умеющий постоять за себя, мне пригодится. О цели поездки и о пункте назначения сообщу после отъезда. Возвращайся в гостиницу, на закате за тобой заедут. Все, иди, у меня еще много дел, а отказа все равно не приму. Ты же не дурак, понимаешь, с кем связался!

Карина позвонила в колокольчик, и на пороге появился бородатый мужчина в красно-черном мундире без знаков различия.

– Кариб, сопроводи господина отставного лейтенанта до гостиницы и оставь с ним пару твоих людей. Господин Фламер оказал нам неоценимую услугу, и ему, возможно, захотят отомстить шпионы Джабона, – отдала приказ баронесса и вернулась за стол. – Да, совсем позабыла, прихвати с собой лекаря и предупреди его вместе с трактирщиком. Расходы по проживанию и лечению господина Фламера берет на себя полковник Фонжеро.

Ночь, тишина, детишки играют в прятки. Ветер за окном гудит, колотятся висельника пятки, Без кожи и мяса остался Бертран, истлел и сюртук, и кафтан.

Рифма слабенькая, стишок пошлый, грубый, к тому же совершенно бессмысленный. Кем этот Бертран при жизни был: уважающим себя разбойником или сумасшедшим побирушкой? Кто же кафтан и сюртук одновременно носит? А прятки тут при нем, тем более ночью? Разве по ночам детишки шалят? Нет, детки спят, свернувшись калачиком и пуская слюнки. Ночь – время взрослых оболтусов: кто в спальни чужих женщин лазит, кто ворует да грабит, а самые занудные из поганой людской породы напьются, как околоточный, и давай творить всякое безобразие: кисти махрить, струны терзать да из башки дурной завихрастые мыслишки на бумажонку выплескивать. Как будто у всех остальных делов других нет, живут только для того, чтобы над очередным трактатиком иль похабной песенкой головенку поломать, притом похабной не столько из-за свинского и скудного на мысли содержания, сколько из-за убогости формы. А как спросишь такого вот «творца», о чем, дескать, бессмертное произведение твое? Он напыжится, щеки раздует, как бобер, корой объевшийся, глазенки мутные выпучит, а потом вдруг и ляпнет: «О жизни». Так и хочется ему вслед добавить: «…которой я не видел и не знаю!», а потом под зад коленкой, раза два-три, чтоб сидеть подольше не мог!

Вон эту песенку веселенькую какая-то пьянь балаганная придумала: смысла нет, от слов тошнит, мотивчик простенький, трехаккордный, а ведь кому-то такое убожество нравится! Ко мне тоже прилипла, спасу нет! Жаль, рифмоплет-струнотерзатель лет уж двести, как спился, а то нашел бы паршивца да отходил бы вожжами по голым пяткам, вусмерть отходил бы!

Небо над лесом было на удивление черным, ярко светили звезды и кособокий овал луны. Перевернутая карета на обочине; множество конских и людских следов на дороге; оторванные лоскуты материи; несколько погнутых стальных пластин, бывших недавно частями доспехов, и кровь, много крови – явные признаки разыгравшейся несколько часов назад трагедии.

Бесцветное, почти прозрачное облако облетело кругом место стычки путников со стражей и застыло возле дерева, на толстых ветках которого мерно раскачивались плоды кровавой жатвы: пять изуродованных трупов. Крайний справа за неимением головы был подвешен за руки.

Ага, традиционное человеческое украшение – висельники обыкновенные, свежачки, правда, слегка подпорченные. Ну, ничего, праздника вскорости вроде бы нет, так что к качеству игрушек-повисушек придираться не стоит, изготовлены наспех из того, что под руку подвернулось. Посмотрим, посмотрим, кем были при жизни последователи легендарного Бертрана?

Странная компаньица: безголовый пират – гроза морей, приблуда-воровка и трое графских слуг. О чем только растяпы-стражники думали?! Нужно было отсортировать: преступников на одну ветку, а их спесивых конкурентов из крестьянской глубинки – на другую, а то как-то неправильно получается, вперемешку, без логики, здравого смысла и порядка.

Облако уже отлетело в сторону, как вдруг резко подалось назад и обволокло фигуру среднего висельника.

Насколько они бестолковы, эти люди. Пишут законы и тут же сами их нарушают, раздают титулы с привилегиями, а затем кучка взбесившихся от неограниченной власти стражников без суда и следствия вздергивает на суку владельца здешних земель. Да, я не ошибся, этот длинноволосый висельник на самом деле граф Карвол. Угораздило же его страже под горячую руку попасться, да еще, поди, необузданная молодая кровь взыграла. Наверняка возмущаться простофиля высокородный начал, дескать: «Как посмели прихвостни герцоговы на моих землях хозяйничать?!» А у самого соображалка не домыслила, что как обычный голодранец-наемник одет, что конвой всего пара человек, вот и поплатился за свою беспечность. Жаль, у меня на него планы были, без него дальше никак... не выйдет ничего... Видать, придется снова вмешиваться.

Внезапно из глубины придорожного оврага послышался тихий стон. Облако собралось, уплотнилось до размера маленькой точки и стремительно понеслось к источнику звука, которым оказался умирающий гном. Падение Пархавиэля было неудачным. Переломанные в коленях и лодыжках ноги были далеко не самыми ужасными последствиями полета с отвесного склона.