Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - Гроссграф Страница 59

Он просветлел лицом, Макс тоже вздохнул с облегчением, только барон Альбрехт взглянул с беспокойством.

- Сэр Ричард, одно словечко меня беспокоит…

- Какое?

- Окончательно.

Я отмахнулся:

- Не берите в голову. Обычный популизм. Окончательно не был решен ни один из вопросов, мучивших цивилизацию. Но все равно все обещают именно окончательное и бесповоротное решение! Красиво звучит, и сам в это время выглядишь таким решительным и уверенным, что за тобой порой идет даже оппозиция.

Он оглянулся, но за нами вдали блестят только доспехи рыцарей и украшения на конях. Пыли еще нет, ее наглотаются те, кто начинает войну в разгаре лета.

- Главное, - проговорил он, - чтобы и другие видели эту уверенность и решительность. За колеблющимся вождем не пойдут.

Мне показалось, что поглядывает испытующе. Уловил, что моя уверенность и решимость проводить крутые реформы тает с ростом моего могущества. Это как грузчик или дровосек, что за кружкой пива уверенно и громогласно рассуждает с такими же тупоголовыми, как бы он обустроил страну, какие бы ввел законы и как бы все стало хорошо и замечательно. По мере того как постепенно из шкуры дровосека переползает в шкуру властелина судеб, то решимость испаряется, как утренний туман под лучами жаркого солнца.

И все потому, что с ужасом видишь, как все непросто. И личная супермощь, и волшебный меч, а у меня их уже с десяток, никак не поможет.

А помешать сумеет.

Глава 5

Мы старались держаться на прогреваемой солнцем стороне, проскакивая по верхушкам пологих холмов, где земля уже сухая и горячая.

Я чувствовал, как нарастает возбуждение: в красных с черным одеждах несемся с грохотом копыт, за плечами реют плащи, как громадные крылья, кровь двигается быстрее, вскипает, жажда полета распирает грудь, я уже не прячу лицо от встречного ветра, в ушах грозная музыка натиска и победных свершений, а впереди необъятный мир для захвата, грабежа и моей беспредельной власти!…

И хотя умом понимаю… Ну, что-то да, понимаю, но что такое ум, как не мелкий слуга на побегушках всемогущего инстинкта? И что такое инстинкт, как не основное орудие в руках Самаэля?

День за днем мы ломились через владения лордов, считавших себя независимыми от всякой власти над ними. Кое-кто выражал недовольство моим самоуправством, мол, не испросив разрешения, происходит топтание их земли, но если не сопротивлялись, я просто заносил их в список тех, с которыми еще работать и работать.

Один из самых независимых и слишком гордых, чтобы даже посчитаться с той силой, что прет за мной следом, попробовал возражать и даже выставил заслон на дороге к переправе.

Оставив сэра Альбрехта решать проблему с транзитными затруднениями, я двинул Растера сразу к замку. Там растерялись и не успели организовать оборону, хотя мост вообще-то поднят, а решетка опущена.

Растер возликовал, не зря же еще снег не растаял, а он уже гонял целые отряды к стенам моего замка, оттачивал каждое движение, чтобы ни сучка ни задоринки.

Все прошло, как на учениях: лестницы быстро приставили к стенам, по ним взбежали те, кто уже сто раз карабкался вот так, заслуживая похвалу Растера. Стражу на стенах моментально сняли, решетку подняли, а мост опустили.

Захватив замок, я сразу же лишил выпавшего из реальности лорда его земель и прочей собственности. Замок пока оставил в моем владении, объявив, что по окончании кампании перейдет в руки одного из выказавших рвение рыцарей на моей стороне.

Альбрехт выразил сомнение, не слишком ли круто, так с лордами не поступают, я понимал, что он прав, но сказал надменно:

- Пусть сразу все видят, на какую сторону забора падать!

Он покачал головой.

- Сэр Ричард, это же рыцари, а не торговцы. Честь… дороже выгоды.

Я ощутил упрек, сказал поспешно:

- Да, разумеется. Все учитываем, дорогой барон! По крайней мере, сами должны видеть, куда падать, если что.

- А предстоит?

- Не думаю, - ответил я решительно. - Я зол, барон, очень зол. И хочу взять реванш.

Он посмотрел очень внимательно, я чувствовал, как в нем бурлят вопросы, однако он деликатно смолчал. А может, вовсе не из деликатности, а из опасения, что вдруг да скажу правду.

- Дальше земли сэра Карлейля и сэра Томсона, - сообщил он. - Эти признали вас гроссграфом… во всяком случае, готовы признать. И мешать проходу через свои земли не станут, уже знают вашу концепцию насчет свободы передвижения по всей Армландии. А также насчет свободы торговли.

- Надо, - сказал я твердо, - чтобы знали все.

- Об этом позаботились маркиз Ангелхейм, - сказал Альбрехт, - и барон Варанг. Они самые ярые сторонники объединения Армландии, так что постарались все довести не только до своих друзей и вассалов, но передали и тем, кто противится. Со своими разъяснениями, почему выгоднее поступиться некоторыми привилегиями, зато обрести больше.

- Хорошо, - сказал я с облегчением. - Знаете, барон, не будем задерживаться. А то Растер уже распоряжается насчет большого пира в знак победы.

Он ухмыльнулся:

- Это же его первая большая победа!

- В смысле?

- Как военачальника, - пояснил он. - В бою он несокрушим, верно. А вот руководителем такой операции я его еще не видел.

- Растет, - ответил я. - В любом возрасте можно расти.

- Я пойду готовить войска, - сказал Альбрехт. - На рассвете выступим, долго спать никому не дам.

Усталые за дневной переход, все спали, если не считать часовых, с этим я поставил дело строго, никаких отговорок, что врага нет и близко, это сейчас нет, а завтра прямо под носом окажутся целые толпы.

Я лежал у костра, закинув руки за голову, и смотрел в небо. Интересно, вышел ли уже корабль… да не корабль, эскадра капитана Ордоньеса в открытый океан или хотя бы в море… Вообще-то я велел собрать эскадру, но на самом деле лишь потому, что в таких деяниях из пункта отправки выходит обычно эскадра, а до цели если доходит единственный корабль, то и это считается успехом.

На Юге живут люди, очень грешные, с точки зрения северян. И если южанин переплывет океан, как считают здесь, он вскоре умрет прямо на берегу, сожженный святостью.

Северяне, в свою очередь, не могут уцелеть на Юге, так как та страна отдана под власть Дьявола, и всякий северянин там умирает от неведомых болезней.

Есть, правда, некий сумеречный край, где все еще Север, но на которой проклятый Юг наложил гнусную лапу и закрепил свою власть: узкая полоска по ту сторону Хребта, а дальше сразу необъятный океан…

Вряд ли больше об устройстве мира знают даже те, кому по рангу положено знать. Увы, после Великой Войны все приходится начинать сначала, в том числе и открывать такую занятную науку, как география.