Башня. Новый Ковчег-2 - Евгения Букреева Страница 59

Красные цифры часов над будкой КПП, рядом с которой они стояли, показывали начало девятого. С общественного этажа ещё можно было уехать на двух лифтах: северном или восточном.

— Погнали на северный!

Кир, на дожидаясь Сашкиного ответа, развернулся и побежал. Ехать на восточном лифте, на котором по вечерам отвозили мусор на подземный уровень, к мусоросжигательным печам — двадцать минут трястись среди вони мусорных пакетов — не больно-то хотелось. А северный лифт должен быть отправиться буквально через пять минут.

Они успели. Забежали в лифт почти самыми последними. На их счастье, охранник, проверявший их пропуска перед тем, как пропустить в лифт, сделал знак лифтёру подождать, и тот, хоть и покривился недовольно, но ослушаться охрану не посмел.

Лифт был почти пуст. Не считая лифтёра и Кира с Сашкой, в нём ехала только какая-то парочка, которая, по всей видимости, возвращалась вниз после прогулки по общественным садам, трое рабочих и семья с двумя маленькими детьми.

Кир с Сашкой отошли подальше ото всех, к противоположной от двери стене, Кир по привычке опустился на корточки, и Сашка последовал его примеру.

Лифт медленно тащился вниз, слышен был скрип и скрежет старых тросов. Один из детей, тот, что помладше, противно хныкал — шиканье матери не помогало, а отец, красный от стыда и злости, видимо, не решался отвесить при всех своему раскапризничавшемуся отпрыску подзатыльник. Кир усмехнулся про себя, подумал, что у его отца бы не заржавело — если бы Кир в таком возрасте задумал ныть у всех на виду, ему бы от отца прилетело сразу, надавал бы по шее при всех и крепким словцом бы ещё припечатал. Интересно, у Сашки тоже батя на руку тяжёл?

Кир покосился на Сашку. Тот сидел, подтянув к подбородку ноги, смотрел куда-то перед собой.

Странная штука жизнь, подумал Кирилл. Вот он, например, должен Полякова презирать. Как Вера. Или как Васнецов с Лёнькой. И не без оснований — ведь есть же за что-то. Но вместо этого он сидит сейчас с ним в лифте и думает, как дурак, надавал бы Сашкин отец ему по шее, если б Сашка ныл, как этот мелкий пацан, который уже всем, включая своих родителей, изрядно надоел, или не надавал. И сочувствует ему. Вообще, в целом сочувствует.

До Кира вдруг дошёл смысл сказанного Савельевым. Про смелый поступок. Там наверху эти слова слегка удивили его, а теперь он вдруг понял. У Полякова не было никакой необходимости признаваться в этом. Более того, это признание делало его окончательным изгоем. Даже в глазах Кати, обладающей редким даром понимания и прощения, этот Сашкин проступок, мелкая трусость, подлость, его молчание, которое — что бы там ни говорил Павел Григорьевич — могло бы предотвратить случившуюся трагедию, всё это подводило жирную черту под их отношениями. И Сашка, с его-то умом, не мог не понимать этого. И всё же он рассказал про подслушанный разговор.

— Зачем?

Кир и сам не заметил, как сказал это вслух.

— Что зачем? — обернулся к нему Сашка.

— Зачем ты признался? Сейчас? Ведь никто никогда бы не узнал. Ведь тебя же не видели, так?

— Так.

— Тогда зачем? А?

Глава 24

Глава 24. Сашка

— Дети! Обратите внимание! Вам выдали два листа. Один лист с заданиями, а другой пустой. Отложите пока пустой листок на край парты, пододвиньте к себе лист с заданиями и послушайте меня…

Учительница, высокая и очень худая женщина с короткой стрижкой, едва прикрывающей уши, стояла у доски, держа перед собой листок, на котором были отпечатаны примеры и задачи. Сашу Полякова и ещё три десятка подготовишек, прошедших первый отборочный тур, где проверяли, умеют ли они читать и считать, а ещё задавали много других вопросов, ждал новый экзамен, суть которого им сейчас и объясняла эта женщина. Голос у неё был высоким и неприятным, и при каждом произнесённом слове её слегка приплюснутая голова, посаженная на длинную тонкую шею, покачивалась из стороны в сторону. Саша с испугом следил за этими движениями. Они приковывали взгляд, мешали сосредоточиться, но оторваться от этого мерного покачивания он никак не мог. И вдруг где-то на периферии сознания возник ясный и отчётливый страх — он не справится, он уже не понимает, что им втолковывает эта чужая и пугающая женщина.

В классе вместе с Сашей сидели незнакомые ему дети — девочки, мальчики, аккуратные косички, стриженые затылки, руки послушно сложены на парте, — а их родители, и среди них Сашина мама, остались за дверями класса. Саша вспомнил мамино напутствие перед экзаменом:

— Сашенька, ты не бойся. Внимательно слушай, что будет говорить учитель, ни на что не отвлекайся, и у тебя всё должно получиться. Дядя Дима сказал, что ты обязательно справишься.

Дядя Дима был их соседом по отсеку, и на самом деле, кроме маленького Саши никто никогда к нему так не обращался. Да что там, его и Дмитрием-то почти не называли и даже Димой — через раз, а чаще по фамилии или просто Димкой, презрительно выплёвывая это имя словно кличку. Что, конечно, никого не удивляло, ведь Димка был слаб, часто нетрезв, а в пьяном состоянии безудержно плаксив и витиевато многословен. Его жалели, им брезговали, над ним, пьяным и расхристанным, устраивали злые шутки. Но именно полупьяненький Димка стал первым Сашиным учителем, научил читать и решать простые примеры, и это его дрожащая от бесконечных пьянок рука направляла Сашину нетвёрдую ручонку, когда он выводил свои первые в жизни слова, разъезжающиеся каракулями во все стороны: «Мама, я тебя люблю».

— Главное ж, Настя, что? — втолковывал Димка Сашиной маме. — Главное, чтоб он экзамен вступительный сдал. Тогда его в хороший класс зачислят, а там уж почти гарантированно после седьмого класса будет дальше учиться. Главное, экзамен… но чтоб сдал. Да, Сань? — и Димка хлопал Сашу по спине. — Сдашь ведь? Читаешь ты вон уже как бойко.

— Да прямо профессор, — кричал Сашин отец из другого угла комнаты. — Давай, Димка, кончай из себя тут учителя строить. Закусь тухнет.

Димка косился на расставленные на столе стаканы, уже заполненные мутной вонючей жидкостью, сглатывал слюну, отчего кадык на его тощей шее быстро поднимался и опускался, и неуклюже проведя по Сашкиной голове большой мозолистой ладонью, торопливо говорил:

— Учись, Саня, читай, а мы сейчас тогой… слегонца…

— Читай-читай, — зло кричал из-за стола отец. — Всё одно, говно будешь внизу месить…

И вот сейчас, глядя на