Елена Прудникова - Мост через огненную реку Страница 59

– Ну, теперь ваша работа, милорд, – покачал головой пожарный. – Это дело не для меня.

– Сержант, – сказал Бейсингем сотнику, – слушай меня внимательно. Мы идем в аббатство. Я пройду вперед. Пока буду говорить, расставишь солдат. Восемь человек с факелами, редкой цепью, от собора до улицы Солнца. Люди будут выходить, пусть показывают им, куда идти. Остальных в собор, возле дверей, воронкой. Ты должен не допустить паники. Как хочешь, любым путем, но паники быть не должно.

– Знаем, – усмехнулся сотник. – Не впервой. Ваша светлость… – начал он.

– Не смотри на меня так! – оборвал его Энтони. – Со мной все в порядке.

– Да знаю я, что в порядке, ваша светлость. Я хотел сказать: платок снимите, а то еще хуже всех напугаете. И так-то мы на чертей похожи…

Энтони обвел взглядом солдат, словно впервые увидев их: зеленые с белым мундиры давно уже потеряли всякий цвет, на головах грязные тряпки, на черных лицах сверкают белки глаз – и вправду черти! Он размотал платок – и капрал вдруг закатился смехом, вслед за ним захохотали солдаты. Бейсингем осмотрел себя: тонкий, когда-то белый камзол разорван, руки черные, но в целом ничего особенного.

– Ну и что вы ржете? – недовольно спросил он. Сотник, не в силах говорить, показал на его шею. Энтони машинально поднял руку и нащупал ожерелье. Он представил себе, как он смотрится, такой – и с рубинами, и тоже зашелся от смеха. Чуть-чуть успокоившись, горделиво выпрямился и тряхнул головой:

– Так оно даже лучше! – и толкнул тяжелую дверь.

В соборе было не протолкнуться. Горели свечи, слышалось пение и слова молитвы. Нашли время, нет, ну нашли же время! Он шел вперед, раздвигая толпу, и думал. Если сказать им, что здесь может быть опасно… нет, они не уйдут. Не поверят. Каменный собор, железная крыша. Да еще святое место, как же оно может… А если сказать правду… Тогда толпа превратится в стадо, которое ринется к выходу, давя друг друга, и будет биться у дверей, пока стены не обрушатся или пока всех не передавят. Что же делать?!

Так ничего и не решив, он поднялся на кафедру чтеца – то загадочное место, на котором каждое произнесенное слово слышно во всем соборе. По толпе прошел ропот.

– Святые отцы! – сказал Бейсингем. – Хватит! Потом до-молитесь!

Голос, севший от дыма и крика, звучал сорванно, но четко. Не зря его двадцать лет учили командовать так, чтобы слышно было на весь лагерь и ближние окрестности. Если надо, рявкнуть как следует он сможет. Пока сможет…

– Слушайте меня! – начал Энтони. – Из собора надо уйти! Здесь оставаться нельзя!

Что же сказать? Да чего думать? Лепи, что придется!

– Объясняю, почему. На крышу летят головни. Крыша железная, она раскаляется, под ней деревянные стропила. Они загорятся, и все это рухнет вам на головы.

Толпа ахнула.

– Тихо! – крикнул Бейсингем и закашлялся, но люди остановились.

– Ну что вы мечетесь, как овцы? У нас полно времени. Я же не сказал, что она уже падает! – Энтони коснулся ожерелья и засмеялся, ему вдруг стало весело, как бывало весело в хорошем бою. – Вы с воскресной службы расходитесь за четверть часа. А у нас целый час в запасе. Так что выходите спокойно и идите туда, куда покажут солдаты. Там, правда, жарковато для весны, но пройти можно. Да, кстати, пусть мужчины возьмут детей на руки. Да, и еще: тот, кто чувствует себя трусливой мразью, способной бросить ребенка в огне, пусть не стесняется и спасает только себя. А если кому будет страшно, то пусть посмотрит на меня и устыдится!

Энтони уселся на перила кафедры и громко, чтобы его слышали как можно больше людей, крикнул:

– Святые отцы! Не найдется ли у вас вина?!

Толпа слегка качнулась и двинулась к выходу. Солдаты напряглись, перехватив поудобнее тесаки, но все проходило спокойно. Несколько слишком ретиво пробивавшихся вперед мужчин получили по физиономии, и только.

Подошел священник в желтой одежде, с лиловой лентой через плечо – настоятель.

– Я просил вина, – сказал Энтони.

– Что это вы там говорили про крышу? – слегка высокомерно спросил тот. – Вы несведущи в естествознании. Крыша не может раскалиться от головешек, тем более что она выше прочих зданий.

– Правильно! – широко улыбнулся Энтони. – Крыша тут совершенно ни при чем. Все дело в стенах. Камень, из которого они сложены, от огня рассыпается.

– С чего вы взяли?

– Сам видел.

Говоря это, он незаметно положил руку поверх руки священника, лежавшей на перилах, и крепко сжал ее, чтобы тот не мог отойти. Но настоятель даже не вздрогнул. Несколько секунд он молча смотрел на Энтони, потом тихо, почти без голоса, спросил:

– Сколько у нас времени?

– Понятия не имею, – ответил Бейсингем, левой рукой незаметно вынимая кинжал. – Может быть, час. Может быть, минута. Предупреждаю, если вы закричите или попробуете бежать, я вас заколю.

– Я не собираюсь ни кричать, ни бежать, – сердито ответил священник. – Тем более что это бесполезно.

– Тогда принесите вина. Две бутылки. Открытых. И присядьте рядышком со мной. Это еще больше успокоит паству.

Он продолжал стоять, наблюдая и за толпой, и за настоятелем. Тот отправился в алтарь. В аббатстве наверняка есть выход для своих – удерет или нет? Нет, вернулся, неся бутылку вина и два простых глиняных стакана.

– А вы думали, я сбегу? – сердито спросил он.

– Дело ваше! – пожал плечами Бейсингем. – Я-то ведь здесь. Просто появился бы еще один аргумент в пользу безбожников, вот и все. Нарисовали бы еще одну картинку.

– При чем тут это? – буркнул настоятель.

– Ни при чем! – улыбнулся Энтони, салютуя стаканом обернувшейся к нему хорошенькой женщине. – Но все равно бы нарисовали. Еде ваши соратники?

– Укладывают те святыни, которые нельзя оставлять огню. Кстати, прежде чем выходить на кафедру, вам следовало сперва поговорить со мной. Или вы думаете, что я умею обращаться с толпой хуже, чем вы и ваши солдаты?

Вино оказалось хорошим. Бутылка вскоре кончилась, и тогда настоятель принес еще одну. Энтони взглянул: толпа заполняла теперь не больше трети громадного собора.

– Я вам еще нужен? – спросил священник.

– Благодарю вас, святой отец, и не смею больше задерживать, – церемонно поклонился Бейсингем. – Вы и так проявили куда больше храбрости, чем можно было ожидать.

Настоятель торопливо пересек собор и вышел в небольшую боковую дверцу. Энтони усмехнулся: все-таки не выдержал церковник свою роль до конца, струсил. Ну и ладно, теперь можно…

Его тянуло оглянуться, посмотреть в окно – что происходит на площади, но лучше было этого не делать. Бейсингему не хотелось еще раз проверять пределы собственного мужества.

– О Всевышний! – тихо сказал максимус, в двадцатый раз поднимаясь на дозорную площадку. – Придет ли когда-нибудь рассвет?