Денис Юрин - Логово врага Страница 6

Будь он человеком, а не морроном, уже давно бы обессилел и умер, но Коллективный Разум упорно поддерживал в нем жизнь, то ли в надежде, что однажды прославленный воин ухитрится бежать, то ли просто не в состоянии прервать его жалкое, не только бесполезное и беспомощное, но и весьма болезненное существование. Защитник всего человечества и создатель всех морронов боролся за жизнь своего творения, исцеляя его тело от ран и пополняя жизненные силы, хотя во всех смыслах этого лучше было бы не делать. Освободиться Фламмер не мог, он был недостаточно силен, чтобы голыми руками разорвать крепкие цепи; а мучители вряд ли бы его отпустили, вне зависимости от того, добились бы или не добились бы своего. С другой же стороны, Анри понимал, что, сам того не желая, представляет большую угрозу как для остальных соклановцев, так и для их создателя, ведь палачи, которых он даже ни разу не видел, охотно копались в его голове, в пока еще жалких попытках выудить ценную информацию.

Все пытки были похожи одна на другую, и их числу моррон уже потерял счет. Они начинались с того, что кто-то бесшумно подкрадывался к подвешенному на цепях пленнику во тьме и очень болезненно проникал внутрь его тела, прокалывая кожу сразу во многих десятках мест и безжалостно разрывая судорожно трясущиеся в жуткой агонии боли мышцы. Десятки невидимых, мучительно продвигающихся по живому организму щупалец каждый раз неизменно устремлялись к голове узника и, физически проникнув в мозг, начинали обшаривать его мысли. Анри не сомневался, что тюремщикам стало известно все о его долгой жизни: где, когда и с кем он воевал; кого любил, кого убил; и с кем какое вино распивал. Они наверняка могли составить подробнейшую биографию прожившего несколько сотен лет солдата и в отличие от него самого прекрасно помнили, скольких людей, эльфов, вампиров, орков и прочих существ он собственноручно отправил в загробный мир.

Вот только то, что мучители хотели выудить из его головы, так и оставалось для них загадкой. Какая-то часть мозга моррона не принадлежала ему самому. Именно в нее и хотели проникнуть невидимые, тонкие, как нити, щупальца. Однако во время каждого дознания они наталкивались на непреодолимую преграду в сознании и уползали ни с чем, с позором ретировались из его изможденного, балансирующего на грани жизни и смерти тела, но лишь для того, чтобы через какое-то время снова вернуться и посвятить себя бессмысленному труду.

Бесчисленное количество раз Анри чувствовал, что умирает, но когда до спасительного избавления от мук оставалось совсем чуть-чуть, его организм начинал восстанавливаться: разорванные ткани срастаться, а кожа в местах проникновения инородных предметов затягиваться. Коллективный Разум не давал ему умереть, почему-то уверенный, что врагам никогда и ни за что не проникнуть в самую важную зону мозга моррона, закрытую даже для него самого.

Фламмер очень сильно устал, как физически, так и душевно. Его беда была в том, что все время заточения он находился в сознании (за редкими перерывами на сон) и поэтому воспринимал свое существование как бессмысленную, нескончаемую беготню по замкнутому кругу. Боль пыток сменялась муками медленного восстановления, а затем наступало непродолжительное ожидание нового «визита» непрошеных и ненавистных невидимок-гостей, с ослиным упрямством бьющихся головами в запертые двери разума моррона. Анри не был уверен, что именно враги искали, но полагал, что они таким образом тщетно пытались «нащупать» связь, существующую между Коллективным Разумом и каждым морроном. Обнаружение этого мысленного, недоступного обычным органам чувств канала могло обернуться страшной бедой, причем не только для соклановцев Фламмера, но и для человечества в целом. Вампиры шеварийского клана Мартел смогли бы через него напрямую воздействовать на Коллективный Разум и натворить множество непоправимых бед.

Когда враг ворвался в дом, нужно разрушить родное жилище! Когда город охвачен бубонной чумой, стоит его сжечь! Руководствуясь исключительно соображениями собственной безопасности, Коллективному Разуму уже давно стоило бы прервать мучения плененного моррона, просто-напросто оборвать с ним связь и позволить своему верному солдату умереть от ран. Однако субстанция, объединяющая человеческую общность и защищающая людей от всевозможных бед, вела себя довольно беспечно, не воспринимая попытки врагов всерьез, и не желала расставаться с полюбившимся инструментом исполнения своей воли. Она врачевала истерзанную плоть Анри бесчисленное множество раз, а в дюжине случаев и воскрешала…

Все чего-то боятся: одни разорения, другие пауков, а третьи показаться смешными. Но есть страх, который испытывают все без исключения люди, это страх не перед надвигающейся смертью, а перед сопутствующими ей мучениями. Даже те отчаянные или отчаявшиеся храбрецы, кто не видит смысла дальше жить и поэтому либо ежедневно пускаются навстречу опасным приключением, либо просто вешаются в сарае, испытывают этот всемогущий страх, от которого нет исцеления. Личин у мучений много, всех их не перечесть, как и нельзя сказать, какая из них страшнее. Все люди рано или поздно умрут, никто не надеется жить вечно, но в глубине души каждый мечтает, чтобы его уход был легким и безболезненным. И вот когда наступает момент преддверия тяжкой смерти; тот самый момент, когда человек понимает, что ему предстоит покинуть мир живых, но перед этим часы или дни пострадать, то чаще всего у него начинается паника, дикая агония съежившегося от страха мозга, с которой лишь единицам суждено совладать…

…Положив последний дротик в котомку, Дарк наконец разогнулся и окинул беглым взором окрестности, о чем тут же и пожалел. В этот миг моррон по-настоящему испугался, его сердце и мозг пленил страх неминуемой и очень мучительной смерти. От вида грозного хищника, приготовившегося к прыжку, моррон не оцепенел бы; не лишило бы его способности действовать и приближение целого отряда вампиров, в схватке с которым ему явно было не устоять. Но это было другое, совершенно другое жуткое зрелище, от которого веяло безысходностью, тщетностью сопротивления, вмешательством могущественных потусторонних сил и предстоящими муками; жуткими болями, которые растянутся на долгие-предолгие часы.

С трех сторон только что перебившего надсмотрщиков моррона окружила безмолвная и безликая толпа гномов, не моргая взиравших на него как будто стеклянными, ничего не видящими глазами. Чумазые, наголо обритые горняки в почти одинаковых рубищах стояли, плотно прижавшись плечами, и все до одного сжимали в крепких, покрытых мозолями руках острые кирки и увесистые, зазубренные молотки, предназначенные для дробления камней. Наверное, если бы они хоть что-то говорили или просто моргали, Аламезу не стало бы так страшно, и его парализованный мозг попытался бы придумать способ спасения от многоголового чудовища, практически прижавшего чужака к скале и вот-вот готового изрубить и измельчить его пока еще целую плоть на тысячи мелких кусков. Хотя, с другой стороны, положение Дарка было безнадежным. Ни хитрости, ни отравленное оружие не помогли бы ему пробиться сквозь ряды приземистых, шароголовых горняков, пока лишь стоявших и изучавших чужака «слепыми» взорами, а сквозь стены и скалы моррон, к сожалению, проходить не умел. Сводящее с ума молчание протянулось секунды три, а затем было нарушено, правда, совсем не так, как Дарк ожидал. Толпа рабочих не накинулась на него, а вдруг дружно опустилась на колени и обрела глас:

– Добро пожаловать, господин Наказатель! Отряд за номером двести восемьдесят семь польщен возможностью приветствовать вас! – произнесли горняки хором по-шеварийски и склонили головы в поклоне. – Рады исполнить ваши указания!

Не всякий бред, касающийся твоих ушей, огорчает; некоторый, наоборот, радует. Едва услышав первые слова многоголосого приветствия, моррон понял, что его жизни ничего не угрожает, а мгновенно избавившийся от оков предсмертного паралича разум тут же активно взялся за работу, поспешно разрабатывая подходящую линию поведения. Гномы явно приняли его за какое-то официальное лицо, облеченное властью судить их хозяев и приводить приговор в исполнение. Теперь же, чтобы угроза смерти не вернулась, нужно было вести себя соответственно навязанной ему роли выездного экзекутора. Режущее слух шеварийское слово «наказатель» не имело точного эквивалента в герканском языке, порой его переводили как «палач», а в некоторых языковых ситуациях как «судья».

– Старший ко мне, остальные марш за работу! – громко и властно выкрикнул Дарк приказ, с трудом подобрав подходящие шеварийские слова из своего более чем скудного запаса.

Похоже, гномы расслышали его герканский акцент, хоть вряд ли знали, что на свете существует Геркания иль иные королевства кроме Шеварии. Рожденные в подземелье и общавшиеся лишь с шеварийцами, горняки ничего не ведали о наземном мире. Непривычное произношение обыденных, слышимых ими, скорее всего, каждый день слов удивило большую часть толпы, по которой тут же пронесся тихий шепоток, а с десяток самых смелых рабов даже отважились приподнять опущенные головы и позволили узреть «господину Наказателю» на их лицах выражение изумления.