Майкл Муркок - Драгоценность в черепе Страница 6

Граф, казалось, не замечал этого. Как-то утром, когда они с Богенталем прогуливались по верхним террасам сада и любовались виноградниками, философ сказал:

— По-моему, барон Мелиадус соблазняет не только славного графа. Если я не ошибаюсь, у него еще кое-что на уме.

— Что же? — Граф повернулся к другу. — Что он еще желает?

— Твою дочь, — невозмутимо ответил Богенталь.

— Ну знаешь… — засмеялся граф. — Что бы барон ни делал, тебе в его намерениях видится лишь порок и зло. Он — аристократ, джентльмен. И, кроме того, ему нужен я. Вряд ли он позволит себе так глупо рисковать столь важным государственным делом. Я думаю, ты несправедлив к барону. Лично мне он очень нравится.

— Тогда, мой друг, самое время тебе возвращаться в большую политику, — с затаенным жаром произнес Богенталь, — ибо ты разучился разбираться в людях!

Граф пожал плечами.

— Богенталь, ты становишься похож на старую истеричную женщину. Барон со времени приезда ведет себя вежливо и предупредительно. Признаться по правде, думаю, он напрасно тратит здесь свое время, и я был бы совсем не против, если бы он поскорее покинул Камарг, но чтобы он проявлял какой-то интерес к моей дочери… Я не замечал этого. Возможно, у него и есть желание жениться на ней, дабы связать кровными узами Гранбретанию и меня, но вряд ли Иссольда согласится, да и я буду против.

— Но что если Иссольда любит барона?

— Как это она его любит?

— Ну, в Камарге не так много столь красивых и утонченных мужчин.

Граф хмыкнул.

— Если бы она его действительно любила, то обязательно бы сказала, так? Так. Поэтому, пока я не услышу об этом из уст самой Иссольды, я не поверю тебе.

Богенталь спрашивал себя, чем было вызвано такое стойкое нежелание графа видеть правду: то ли — каким-то внутренним побуждением не знать ничего о нравах тех, кто правит Темной Империей, то ли — просто обыкновенной неспособностью родителя видеть в родном ребенке то, что совершенно очевидно другим. Он не мог принять мнение графа об этом человеке — человеке, на совести которого резня в Лиге и разграбление Захбрука, рассказы о чьих извращенных желаниях наводят ужас на несчастных жителей от Северного мыса до Туниса. Он точно подметил, сказав, что граф слишком долго жил вдали от больших дел, наслаждаясь чистым деревенским воздухом, и сейчас уже не чувствовал запаха гниения, даже когда вдыхал его.

В разговорах с бароном граф оставался сдержанным и немногословным, но гость сам много и охотно рассказывал. Из его слов выходило, что даже в странах, неподвластных пока Гранбретании, есть люди, готовые в обмен на власть сотрудничать с Темной Империей и помогать ей устанавливать свой порядок. Как оказалось, область интересов Гранбретании простирается далеко за пределы Европы. За Средиземным морем были созданы хорошо организованные вооруженные отряды, готовые в любую минуту поддержать войска Темной Империи. Восхищение графа Брасса тактическими действиями Империи росло с каждым днем.

— Еще лет двадцать, — говорил барон Мелиадус, — и Европа будет нашей. Лет через тридцать — Аравийский полуостров. А через пятьдесят лет — мы надеемся, что дойдет очередь и до самой загадочной земли на наших картах, называемой Азиакоммуниста…

— Древнее и очень романтическое название, — улыбнулся граф. Говорят, эта земля полна волшебного очарования. Там, кажется, хранится Рунный Посох.

— Да, существует легенда, что он установлен на самой высокой вершине мира, где все время лежит снег и немилосердно дует ветер, и сторожат его покрытые шерстью люди с лицами обезьян, невероятного ума и десяти футов ростом. — Барон засмеялся. — Впрочем, называют много мест, где он может находиться, например, в Амарике.

Граф кивнул.

— Ах, Амарик… Вы и ее хотите сделать частью Империи? Говорят, это огромный континент, расположенный на западе, за океаном, управляемый почти неземными силами. Рассказывают, что люди, населяющие его, ведут спокойную и размеренную жизнь, так непохожую на нашу, и будто бы их цивилизации не коснулись бесчисленные бедствия Страшного Тысячелетия. Говоря об Амарике, граф не придавал особого значения своим словам, но вдруг он увидел, как вспыхнули всегда бледные глаза барона.

— А почему бы и нет? — сказал Мелиадус. — Я бы штурмовал ворота рая, если бы нашел их.

Вскоре после этого, граф, сильно обеспокоенный, извинившись, покинул барона и, может быть, первый раз подумал, а так ли верно принятое им ранее решение оставаться в стороне, как это ему казалось раньше.

У Иссольды, хотя и унаследовавшей ум и интеллект отца, отсутствовали его опыт и обычно хорошее знание людей. И поэтому, когда барон разговаривал с ней мягким, нежным голосом, ей казалось, что она видит перед собой красивого и благородного мужчину, в силу обстоятельств, связанных с занимаемым им местом в имперской иерархии, вынужденного быть суровым и жестоким. Она находила даже дурную славу о нем довольно привлекательной.

Сейчас, незаметно выскользнув из своей комнаты, она вот уже третий раз со времени прибытия барона в замок спешила на свидание с ним. Они встречались в западной башне замка, пустовавшей со времени кровавой смерти, которую принял там прежний Лорд-Хранитель.

Свидания были достаточно невинными — касания рук, легкие поцелуи, нежные слова любви и разговоры о свадьбе. Иссольда очень любила отца и чувствовала, что известие о ее браке с бароном глубоко расстроит его, и все же не могла устоять перед обаянием Мелиадуса. У нее не было даже уверенности в том, что это любовь. Она просто отдавалась тому волнению и чувству какой-то таинственности, что сулили ей встречи с бароном.

В одной ночной рубашке она проворно бежала по темным коридорам и лестницам замка, бежала и не знала, что за ней следует некто в черном плаще, с длинным кинжалом в руках.

С сильно бьющимся сердцем, с полуоткрытым в улыбке влажным ртом Иссольда взбежала по винтовой лестнице башни и очутилась в темной комнате, где ее уже ожидал барон.

Он низко поклонился, потом привлек ее к себе и начал ласкать ее тело через тонкую шелковую рубашку. Его поцелуй на этот раз был более настойчивым, почти грубым, и она, тяжело дыша, вернула его, крепко обнимая широкую обтянутую замшей спину барона. Сейчас его рука двигалась вниз, лаская талию девушки, ее бедра, и на мгновение Иссольда прижалась к барону, но неожиданно почувствовала, как в ней возникает какая-то непонятная паника, и попыталась отстраниться.

Он не отпускал ее. Лунный свет, проходя сквозь узкое окно башни, падал на его лицо и выдавал охватившее барона возбуждение.

— Иссольда, ты должна быть моей. Сегодня вечером мы покинем замок и уже завтра будем за границами Камарга. Там твой отец не осмелится преследовать нас.

— Мой отец способен на все, — спокойно ответила она, — да и я сама не желаю доставлять ему беспокойство.

— Что ты хочешь сказать?

— Только одно — что не выйду замуж без его согласия на это.

— И он даст его?

— Думаю, что нет.

— Тогда…

Иссольда вновь попыталась вырваться, но барон крепко держал ее. Сейчас она была по-настоящему напугана. Она не понимала, как та пылкая страсть, что так волновала сердце, могла столь быстро превратиться в страх.

— Я должна идти. Отпусти.

— Нет, Иссольда! Я не привык, чтобы мне отказывали. Сначала твой упрямый отец, теперь — ты! Я скорее убью тебя, чем позволю уйти, не добившись обещания уехать со мной.

Он притянул ее к себе и попытался поцеловать. Она застонала.

Вдруг в комнате появилась темная закутанная в плащ фигура. Стальной клинок блеснул в лунном свете, и барон, не выпуская девушку из объятий, обернулся.

— Отпусти ее, — сказал неизвестный. — Иначе я забуду про законы гостеприимства и убью тебя.

— Богенталь! — зарыдала Иссольда. — Беги за отцом. Тебе не справиться с ним!

Барон Мелиадус засмеялся и швырнул Иссольду в угол.

— Драться? С тобой? Ты смеешься, философ? Отойди. Я уйду, но ее возьму с собой.

— Уходи один, — ответил Богенталь, — сделай одолжение. Уж очень не хочется отягощать свою совесть убийством. А Иссольда останется здесь.

— Она уйдет со мной, причем этой же ночью — хочет она того или нет! Плащ Мелиадуса распахнулся, и Иссольда увидела короткий меч, висящий у него на поясе. — В сторону, господин Богенталь, или я обещаю, что вам не придется сложить сонет о сегодняшней ночи.

Богенталь не сдвинулся ни на шаг.

Гранбретанец, взявшись за рукоять меча, почти неуловимым движением обнажил его.

— Это твой последний шанс, философ.

Богенталь молчал. Не мигая, он смотрел на барона, и только слегка дрожала сжимающая кинжал рука.

Иссольда истошно завизжала. Пронзительный крик эхом прокатился по замку.

Барон, рыча от злости, повернулся к ней и поднял меч.