Бродячий цирк (СИ) - Ахметшин Дмитрий Страница 6

— Как он тебе? — спросила девушка. — По-моему, прекрасен! Настоящий арабский шейх.

— Он мне не нравится, — признался я. — Какой-то угрюмый и совсем не волшебный.

Анна покачала головой.

— Зря ты так. Джагит — настоящий маг. Наверное даже единственный настоящий артист здесь, в то время как мы, все остальные — обычные балаганные фокусники и шарлатаны.

В её голосе слышалось подлинное почтение, и я не стал спорить.

Мы проскочили под аркой и через узкий переулок выбрались на центральную площадь. Фестиваль был в самом разгаре. Я зажмурился. В воздухе по-броуновски сталкивались частички запахов и звуков: ароматы ванильного мороженого, ядреного пива и кваса; разнообразных мелодий самых разных инструментов; гремучие смеси духов, людского пота и жареных сосисок; смех и говор на разных языках; щекочущие ноздри запахи воздушной кукурузы, сладкой ваты и ароматного папиросного дыма. Перед глазами всё расплывалось и мелькало. Будто смотришь в калейдоскоп, где разноцветные стекляшки образуют потрясающе красивые узоры. Вот росчерком красного платье танцовщицы. Вон там стремительно вспыхивает на солнце смычок скрипки, мелькающий в руках музыканта, словно шпага в руках мушкетёра из романа Дюма. Вот на ходулях мим в золотой маске и расшитых серебром одеждах, смешно взмахивающий руками…

Царила над всем этим, конечно же, музыка. Музыканты играли и на импровизированных сценах, и между столиками какого-нибудь кафе, даря сидящим за ними улыбки, и просто присев на бордюр пешеходной дорожки с гитарой или маракасом. Фолковые мотивы, блюз и джаз сливались в странный, невозможный и аритмичный рок-н-ролл, который в этот день победной песнью звучал над городом. Я решил, что мне этот мотив даже по нраву.

На самом деле день уже клонился ко сну. Солнце окрасило в розовые тона крыши домов на дальнем конце площади.

— Пошли, — Анна уже тянула меня за собой. — Я понимаю, что фестиваль ты видишь в первый раз, но если мы не поторопимся, Аксель открутит нам уши.

Я спешил за Анной и всё никак не мог насмотреться.

Уличная пантомима: актёры играют сценку из какой-то исторической пьесы, пред королём преклонили колени двое мужчин… впрочем, исторической ли? Я заметил, что один из мужчин явно изображал кота: из-под шляпы торчали серые ушки, а под загримированным носом — накладные усы. И хвост, сейчас элегантно обёрнутый вокруг левой руки.

Под медленный и печальный перебор арфы танцуют мужчины и женщины в старинных одеждах. Под другую музыку, быструю и задиристую, в широком круге, который образовала толпа, сражаются двое настоящих рыцарей, в полных кольчужных доспехах, мечи взлетают, сталкиваются, разбрасывая быстрые злые искры. Щиты гудят под градом ударов. Лица в прорезях шлемов блестят от пота, а зрители, в основном толстые бородатые панове с кружками пива, подбадривают их хмельными голосами.

Под раскидистым дубом, неведомо как уцелевшем в каменных джунглях, тощий человек в цилиндре при помощи деревянного креста и ниточек заставлял двигаться карикатурную фигурку Майкла Джексона. Король поп-музыки, смешно дёргая руками и ногами, шагал своей знаменитой лунной походкой под звуки старенького магнитофона, лежащего возле ног кукловода.

Я замедлил шаг, чтобы рассмотреть картины, развешенные по стене одного из домов. Портреты, пейзажи, натюрморты, лёгкие карандашные наброски и аляповатые масляные полотна — как будто окна в другой мир.

— Молодой человек желает что-нибудь купить? — спросил продавец.

Я разглядывал картину, изображающую ночной Краков с высоты птичьего полёта. Красиво… взять бы такую картину и, используя её как карту, слазать, например, вон на ту колокольню. Или найти тот смешной домик с остроконечной круглой крышей и флигелем.

— Рисовалось с воздушного шара. Будет отлично смотреться в спальне или в гостиной. Берите, не пожалеете.

Я засмеялся.

— Простите, но у меня есть только автобус, через окна которого можно увидеть всё это вблизи. Поэтому я лучше пойду.

Догоняя Анну, я посмотрел вверх и действительно увидел там воздушный шар, похожий на огромную сочную грушу.

— Скоро ты увидишь блошиный рынок. Незабываемое зрелище для того, кто ни разу не был в этом городе.

— Незабываемых зрелищ мне на сегодня хватило, — рассмеялся я.

Глазея по сторонам, я вспомнил «Волшебника изумрудного города». Интересно, а здесь есть свой волшебник? Наверняка есть. Обитать он должен в какой-нибудь башне…

Блошиный рынок располагался на прилегающей к площади улице. По своему родному городку я знал, что все рынки работают часов до пяти, а с наступлением сумерек среди палаток остаются бродить только ветер да бездомные собаки. Однако здесь с закатом солнца жизнь не умирала, а разгоралась с новой силой. Мы с Анной проскочили перед носом трамвая, яростно звенящего вслед, спугнули большую стаю голубей и ворвались в облако новых незнакомых запахов и осипших голосов. Череда павильонов тянулась насколько хватало глаз. Где-то товары были упрятаны под выцветший брезент палатки или шатра, где-то за шторками, где-то просто навалены под открытым небом, рядом с торговцем, восседающем на каком-нибудь раритетном табурете, который тоже можно было купить.

Проходя мимо палаток я, совершенно одуревший, ловил носом запахи мёда, лука, книжной пыли, горький аромат какой-то настойки, ржавчины, мяты… Возле павильона со шкурами пахло шерстью и травой от моли (у нас в шкафах тоже жил такой запах, особенно в летнее время). С земли мне оскалился волк, жутко недовольный своей нынешней плоской жизнью, лисица была с ним солидарна. Там были ещё шкурки мелких пушных животных, огромная медвежья шкура, а царил над всем этим продавец-горец с лицом, больше напоминающим камень, с огромными ручищами, готовыми поспорить размером и силой с медвежьей лапой. Его пояс из сыромятной кожи украшал огромный прямой нож в ножнах. Горец уткнулся в новенький пейджер, бегая глазами по строчкам; меня эта картина слияния прошлого и будущего потрясла до глубины души.

От столика с кальянами и благовониями тянуло сладостным, одуряющим дымом. Здесь же торговали чаем и кофе в маленьких склянках и шкатулках, словно бы это были драгоценности.

Дальше одутловатый пожилой пан продавал всякую всячину, горой наваленную на прилавок. Здесь были подносы, начищенные до блеска так, что в них можно смотреться как в зеркало, старый самовар, деревянные фигуры и игрушки, несколько гитар, прислоненный рядом велосипед, чёрно-белый телевизор, который пан смотрел, воткнув в него вместо антенны кусок медного провода, и ещё куча всего. На телевизоре тоже был ценник, по моему скромному мнению, за такие деньги можно было бы купить цветной.

Была здесь и палатка, уставленная клетками и аквариумами. Над всем этим стояло бодрое чириканье и трели. В клетках сидели разнообразные птички, большие и маленькие, самых разных расцветок, от жёлтых канареечных, до зелёных и голубых. Я увидел меланхоличного попугая: такой наверняка пришёлся бы по вкусу Капитану. Вольеры занимали морские свинки, бурундуки и белые мыши, а в аквариумах носилась блестящая рыбная мелочь и, величаво помахивая хвостами и раздувая жабры, красовались золотые рыбки.

Анна остановилась у палатки с напитками, купила бутылку содовой и каждому по большому мороженому в вафельном рожке.

Когда мы подошли к одному из прилавков, вплотную примыкающему к городской стене, из-за груд книг и всяких безделушек, сверкающих в лучах закатного солнца, к нам заспешил тощий старик с заплётённой в две косички белоснежной бородкой. И я понял — вот он, Волшебник Изумрудного Города.

Не то, чтобы он походил на мага и заклинателя. Вместо мантии на плечах слегка неряшливо болтался пиджак с красным бантом-бабочкой, вместо посоха сухонькая рука в перчатке сжимала зонт-тросточку. У него были роскошные седые усы, тронутые табачной желтизной.

Он без лишних слов заключил Анну в объятия, чмокнул в щёку.

Прежде чем Анна или Волшебник успели раскрыть рот, у меня вырвалось:

— А у вас есть башня?