Людмила Астахова - Честь взаймы Страница 6

– А что именно вас интересует, милая моя Фэйм? Мода? Сплетни?

– Политика, – сладко пропела хозяйка, заставив гостью мелодично расхохотаться.

– Вы шутите? Ха-ха. Политика…

– Ну, мало ли? Вдруг у его императорского величества завелся новый фаворит или раскрыт очередной заговор?

– Помилуйте, станет ли кузина Маргодис интересоваться всей этой скукой и мерзостью? Скажете тоже…

Вот тут лапушка Сефа очень сильно ошибалась, в Эарфирене политика – важнейшее из занятий, при этом смертельно опасное как для мужчин, так и для женщин.

– Что-то я давно ничего не слышала о канцлере Джевидже, – пошла в лобовую атаку Фэйм.

– Помилуй ВсеТворец! Нашли, кого помянуть всуе, милочка, – охнула Сефасена, инстинктивно делая жест, отвращающий духовную скверну. – Похоже, вы сегодня не в настроении.

– Голова болит, – притворно вздохнула вдова и довольно громко простонала: – Ох-о-хо, – массируя переносицу.

Лишь бы заглушить другой тихий стон, доносящийся из кухни.

– Вы тоже слышите? – насторожилась мистрис Анирунжа.

– Кошка, – мгновенно отреагировала Фэйм. – Соседская.

– Шиим греется на пороге.

Пленник кладовки снова заскулил.

– О! Тогда… крыса, – быстро нашлась хозяйка. – У меня в подполе живет древесная крыса.

Сефа побледнела и поджала ноги.

Как это она раньше не догадалась упомянуть про крысу, дала себе мысленного пинка Фэймрил. Подруга с самого детства до смерти боится крыс и мышей, хотя древесные тварюшки – обитатели фруктовых садов, несмотря на название, даже не грызуны, а стало быть, нечего их страшиться.

Но уловка подействовала. Сефасена не рискнула оставаться под одной крышей со страшным хвостатым чудовищем – одарила подругу парочкой звонких поцелуйчиков рядом с ухом и сбежала.

Едва за ней закрылась дверь, как Фэйм ринулась на кухню. И очень вовремя, надо сказать, потому что Росс Джевидж как раз очнулся.

– Кто? – вдруг прошептал он. – Зачем? Кто… ты… такая? – повторил Росс требовательно и даже сварливо.

Интимное «ты» бритвой резануло слух, и лишь чудом ВсеТворца Фэйм удержалась от пощечины наглецу.

– Судя по всему, Воплощенное Милосердие, лорд Джевидж, – язвительно заявила она.

Его затуманенный и мутный, как в разгар тяжелого похмелья, взгляд вдруг обрел соколиную ясность.

– Как вы меня… назвали?

От звука этого голоса хотелось втянуть голову в плечи, но «вы» – это уже гораздо лучше и правильнее.

– Хорошо, я сдаюсь, – буркнула раздосадованная женщина, коря себя за слюнтяйство и трусость. – Лорд Росс Кайлин Джевидж, если вам угодно.

Но вместо привычного холодного презрения в серых глазах канцлера вспыхнул огонек подлинной радости.

– Росс. Кайлин. Джевидж, – медленно повторил он.

Похоже, лорд получал огромное удовольствие от каждого слога собственного имени, буквально смакуя их.

– Росс… Кай-лин… Дже-видж.

Теперь он знал свое имя. Такое теплое чувство – словно замерзшую на морозе руку сунул в мягкую перчатку по размеру – растеклось по закоченевшему телу.

Росс – хорошее имя, понятное и удобное. Р-о-о-о-с-с-с… Росс Джевидж – еще лучше. По крайней мере, звучит решительно. Всего два коротких слова, а звонкой пустоты в разуме как не бывало. Кайлин – имя матери.

– Кай-лин, – прошептал Росс, прислушиваясь к себе, терпеливо ожидая отзыва – горячей приливной волны, с которой приходят воспоминания.

Но бесполезно и оттого вдвойне обидно. Казалось, достаточно услышать имя родителей (ведь были же у него родители?), и все это отчаянное безумие разом закончится. Разочарованный лорд до крови прикусил губу.

«Нич-ч-ч-чего, – сказал он сам себе. – Прорвемся!» Хотя с каждой неудачей, с каждым срывом планов верить в свою удачу становилось все сложнее и сложнее.

Джевидж снова и снова вглядывался в подозрительно знакомое, но болезненно неузнаваемое лицо женщины, все еще сидевшей рядом на корточках. Где-то он уже видел эти золотисто-карие глаза. Где-то и когда-то… Но нет, не вспомнить даже под пыткой, хоть режь, хоть жги. Просто женщина лет… э-э-э… тридцати с небольшим, не слишком худая, высокая, темно-каштановые блестящие волосы собраны в тугой вдовий узел. Пожалуй, нос слишком тонкий для широкоскулого лица, и подбородок тяжеловат. Одним словом, не красавица и не первой молодости, к тому же бедно одетая.

«На себя посмотри, урод!»

– Развяжите мне руки, леди… – попросил было Росс, но незнакомка тут же его поправила:

– Мистрис, если не возражаете.

«Странно», – подумал он. Умение безошибочно определять в человеке благородное происхождение Джевиджа никогда не подводило.

– Я не сделаю вам ничего дурного, мистрис. Развяжите меня.

Получилось проникновенно, без запинки и унизительного заикания.

– И тогда вы уйдете? – напряженно поинтересовалась женщина.

– Нет.

– Почему же?

– Не знаю, – отрезал Росс. – Но, если развяжете, п-постараюсь объяснить.

«Ну вот! Опять началось!» Он презирал и ненавидел себя за внезапные приступы дурацкого заикания.

От круглого талисмана на груди, спрятанного под рубашкой, волнами расходился неприятный зуд. Джевиджу жутко хотелось почесаться и глянуть на свое единственное сокровище, а тут руки связаны.

– Зачем вы тогда пришли? – не унималась хозяйка.

– Развяжете – скажу.

– Слушайте, милорд, это дьявольски похоже на шантаж, – возмущению дамы не было предела.

– А это, – он кивнул на свои посиневшие, перетянутые мокрыми полотенцами руки со скрюченными пальцами, – еще сильнее п-похоже на пытку.

Женщина колебалась, балансируя между паникой и упрямством. Теперь бы не спугнуть ее.

– П-п-просто ослаб-бьте узел и отойдите на б-безопасное расстояние, если вам угодно, – сказал он самым безобидным тоном, стараясь не делать резких движений.

Она выполнила просьбу, предоставив Россу самому выпутываться с помощью зубов, но когда руки оказались на свободе, то первое, что они сделали, совершенно против воли хозяина, это выдернули из-за пазухи медальон. На аверсе имелась гравировка Королевской ОгнеПтицы,[6] как на старинной монете, а с реверсной стороны было написано: «Приложи меня ко лбу». Росс последовал рекомендации, прижав ладонью теплый кругляшок чуть выше переносицы, какое-то время сидел, молча прикрыв непроизвольно дрожавшие веки.

Это было… потрясающе… как воскрешение из мертвых…

Когда ощущение то ли падения в пропасть, то ли вознесения к небесам кончилось, он открыл глаза и уставился на кареглазую даму с искренним и неподдельным интересом.

– Фэймрил Эрмаад, я полагаю, – сказал Джевидж уже совсем другим тоном.

– Она самая, милорд, – церемонно склонила голову женщина. – Что вам нужно в моем доме? Что вы вообще здесь делаете?