Юрий Никитин - Трехручный меч Страница 6

В сторонке слышался сухой треск, расщелкивание, будто медведь драл щепу. Я тихонько раздвинул ветки, выглянул, пригибаясь. С дерева с массивным, как у бабо… тьфу, баобаба, стволом до самой земли свешиваются ветви, листья хилые, зато стручки, похожие на гороховые, длинные, в человеческий рост. Одни еще зеленые, как у молодого горошка, другие посерели, подсохли, два вовсе раскрыты…

Я пошарил взглядом по земле, горошины должны быть с теннисные мячи, если не с волейбольные, трава слегка примята, но поляна пуста, только в двух местах землю вздыбили выпирающие корни.

Пока я осматривался, треск повторился. Один из сухих стручков дрогнул, между плотно сомкнутых половинок возникла крохотная щель. Треснуло еще громче, затрещало чаще, половинки стали раздвигаться, просунулась тонкая рука, размером с детскую, слепо пошарила по воздуху. Внутри стручка задвигалось, показалась голова, плечи. Затаив дыхание, я наблюдал, как человечек выползает, щель узка, застрял, упирается ручками с таким усилием, что я привстал, собираясь выйти и помочь, но я человек благоразумный, вспомнил про импринтинг, это же я буду первым, кто попадется ему на глаза, сочтет меня мамой и будет ходить следом, а на фиг оно мне надо? Многодетность присуща малообразованным народам, а русскому интеллигенту и одного ребенка много.

Человечек вывалился из стручка, створки так и остались полураскрытыми, хотя только что вроде бы удерживали в своем лоне. Возможно, это такой тест на выживание: у кого не хватает сил выбраться, пусть мрет, и без него земля заполнена хилыми да слабыми, пусть потомство дают герои… да-да, особенно те, у кого за плечами трехручный меч!

Полежав минуту, человечек набрался сил, тихонько пополз прочь с поляны, потом приподнялся на четвереньки и добрался до стены деревьев. Там встал на задние конечности, почти нормальный человек, только мелковат, но еще чуть подрастет, пропорции указывают на детскость, даже голова великовата, шагнул уже на двух, ручкой придерживается, чтобы не рухнуть, молодец, все схватывает, или генетическая программа предусмотрела и это, в следующее мгновение зеленые листья скрыли его от моих глаз.

Я вздохнул с облегчением, поднялся, разминая затекшую спину, шагнул на поляну с этим бабо… баобабом. Затрещали сразу два стручка, на одном появилась узкая полоска. А на другом половинки стали расходиться. Я поспешно отпрыгнул обратно, не хватало еще двух импринтированных, обошел странное дерево по широкой дуге.

Справа шуршит, чавкает, хлюпает, хрустит. Я отступил, чтобы, прячась за густыми кустами, не подобралось это шуршащее, и через минуту на поляну выскочил ящер ростом с меня, показавшийся мне металлическим. Во всяком случае, весь синий, кожа отливает металлом, спина вообще как будто шалашиком две танковые гусеницы, рога точно железные, прямо трехгранные штыки.

— Эй-эй, — сказал я предостерегающе, — ты ведь травоядный, раз у тебя рога!.. Иди себе, я твоих ящерок не трону.

Он глухо зарычал, узкие глаза начали наливаться кровью. В отличие от привычных динозавров передние лапы вовсе не лапки, как даже у тираннозавров, а могучие, мускулистые и весьма бойцовские руки. На пальцах желтоватые мозоли, словно тренируется в ударах кулаками по дереву.

Еще я заметил между пальцами тонкую перепонку, но это говорит только о том, что умеет драться и в воде. Даже под водой. Я же не очень-то умею драться и здесь, в лесу, я нормальный образованный человек с двумя «высшими» из эпохи консенсусов и гомосеков, то бишь компромиссов. И хотя уже помахал однажды в этих краях мечом, однако же привычка махать языком в поисках компромиссов и консенсусов все же сильнее.

— Ладно-ладно, — сказал я примирительно. — Я ухожу, это твой участок леса.

Он зарычал громче, танковые траки на спине вздыбились потрясающее зрелище, мои колени стали ватными. Я попятился, стараясь не смотреть ему в глаза, кингконгов это, по словам зоопсихологов, весьма раздражает.

На следующей поляне меня прогнали какие-то лесные люди с лыковыми бородами и бледными, как деревья с содранной корой, лицами.

— Ладно-ладно, — повторил я поспешно. — Вижу, место занято. Ухожу-ухожу.

Только перешел чуть дальше, и там занято, на этот раз эльфы соревнуются в стрельбе из луков, свидетели их-де раздражают. Да что это я, мелькнуло в голове. Там волк и ворон жрут в три горла, у них нет никаких интеллигентских мерехлюндий насчет приоритета и суверенности. У кого меч длиннее, у того и суверенитет выше. Вот у США даже на арабском Востоке суверенитет появился и свои интересы откуда-то взялись, что в переводе на наш язык: буду охотиться, где захочу. А я сопли жую, опять меня обойдут… уже обошли.

Озлившись, я подвигал плечами, укладывая меч за спиной получше, чтобы рукоять на виду, пошел, громко топая и нарочито наступая на сучья. Деревья расступились, но не простор впереди. Вернее, простор, но совсем не тот, какой ожидал, а обширное и довольно противное болото. Конечно, с виду очень красивое: лилии, кувшинки, чистенькие такие лягушечки на толстых мясистых листьях, живописная коряга посреди болота — угрожающе вздыбленные к небу корни, блестящая слизь, однако же мне, похоже, придется идти через это болото, а я такой, что этой живописности предпочел бы заурядное и примелькавшееся до тошноты асфальтовое шоссе.

С первых же шагов к ногам присосались жадные и липкие, как сборщики налогов, пиявки. Я взвыл от омерзения, увидев их раздутые жирные тела. Одну попытался оторвать, она лопнула в моих пальцах, руку окрасило кровью по локоть. Меня едва не стошнило, к противоположному берегу несся, как бронетранспортер по мелководью.

Мелькнула мимо коряга, на нее взобралось нечто мокрое и блестящее, как тюлень, и провожало меня удивленными глазами, проскрежетало вслед что-то призывное. Наверное, у него период спаривания, но я не герой западного толка, что копулирует все, что двигается и что не двигается, я же разборчивый, мадам, я же эстет, мне надо обязательно тоже с высшим образованием, чтобы и на рояле, и на фортепиано, и вообще везде, где захочу, так что промчался до берега, выбрался из теплой жижи, и почти сразу напоролся на оленей.

Прямо передо мной оказалась семья: папа-олень, мама-олениха и чудесный олененок, вылитый Бемби, хоть сейчас в мультик или на конфетную обертку. Я торопливо сорвал с плеча лук, пальцы дрожат, только бы успеть, наложил стрелу, а они все трое подняли головы и воззрились на меня в безмерном удивлении: чего это, мол, так торопился, запыхался?

Рывком оттянул тетиву, отпустил, с такого расстояния промахнуться трудно, стрела ударила олененка в левый бок. Он подпрыгнул на месте на всех четырех, стрела погрузилась по самое оперение, что значит хорошенькое дельце — молоденькое тельце. Взрослые олени еще мгновение смотрели дикими глазами, наконец сообразили, что они не в зоопарке, а я не зеленый, с сопением ломанулись через кусты, только затрещало по лесу.