Джеймс Роллинс - Яма Страница 6

Позади него была маленькая дверка, ведущая во внешний вольер. Брут редко выходил туда. Он предпочитал темноту. Его изуродованную морду скрепили скобками, но пить было по-прежнему больно. Есть он вообще не мог. Он провел тут пять дней, судя по тому, как разгорался и угасал солнечный свет в дверном проеме.

Время от времени приходили люди. Люди смотрели на него, что-то писали на доске, висящей на дверце клетки. Дважды в день люди в белых халатах делали ему уколы, предварительно отловив его петлей на длинном стальном шесте. Он рычал и огрызался. Это было скорее раздражение, чем подлинная ярость. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое.

Он очнулся здесь после той ночи в яме.

И часть его по-прежнему осталась там.

Почему я все еще дышу?

Брут знал, что такое пистолеты. Он знал, как они выглядят, понимал, что они опасны, привык распознавать запах оружейного масла и горькую вонь порохового дыма. Он видел десятки застреленных собак. Некоторых убивали быстро, некоторых — для забавы. Однако пистолет, из которого в него стреляли на ринге, издал странное шипение, от которого свело мышцы и выгнуло горбом спину.

И он остался жив.

Это бесило и нервировало его куда сильнее, чем все остальное.

Его внимание привлекло шарканье резиновых подошв. Он не поднял головы, только скосил глаза. Для шеста и уколов было слишком рано.

— Он там, — сказал чей-то голос. — Служба отлова только что получила постановление суда. Всех собак сегодня должны усыпить. Этот тоже включен в список. Я слышал, что полиции пришлось применить электрошок, чтобы снять его с его собственного владельца. Так что я бы на вашем месте ни на что особо не рассчитывал.

Брут следил за тремя людьми, которые остановились перед его клеткой. Один был в сером комбинезоне, застегнутом на молнию. От него пахло дезинфекцией и табаком.

— Вот он. Вам повезло, что мы проверили его сканером и нашли тот старый чип. В базе данных сохранился ваш адрес и телефон. Так вы говорите, его украли с вашего двора?

— Да, два года тому назад, — сказал более высокий мужчина в черных ботинках и костюме.

Брут повел ухом. Голос был смутно знакомый...

— Его и его однопометницу, — продолжал мужчина. — Мы думали, что они сбежали во время грозы...

Брут приподнял голову. Между мужчинами протиснулся мальчик. Мальчик подошел к клетке. Брут встретился с ним глазами. Мальчик стал старше, выше ростом, отрастил длинные, неуклюжие руки и ноги, но запах его был знакомым, как старый носок. Когда он заглянул в темную клетку, первоначальная надежда на его лице сменилась ужасом.

Его голос прозвучал как испуганный всхлип:

— Бенни?!

Потрясенный Брут, не веря своим ушам, отполз подальше в глубь клетки и издал низкий предупреждающий рык. Он не хотел вспоминать... и особенно не хотел вспоминать этого. Это было слишком жестоко!

Мальчик оглянулся через плечо на высокого мужчину.

— Это же Бенни, да, папа?

— Думаю, да, — он указал пальцем, — вон, и белое пятно на правом ухе...

Голос у него дрогнул от ужаса.

— Что же они с ним сделали?!

Человек в комбинезоне покачал головой.

— Его сделали зверем. Превратили его в чудовище.

— И что, нет никакой надежды, что он снова станет таким, как раньше?

Человек в комбинезоне снова покачал головой и постучал по табличке на дверце.

— Всех собак осматривала зоопсихолог. Она пришла к выводу, что он безнадежен.

— Но, папа, ведь это же Бенни!..

Брут забился в самый дальний, самый темный угол и свернулся там клубком. Это имя было как удар бича.

Человек в комбинезоне достал из кармана ручку.

— Ну что ж, поскольку по закону вы по-прежнему являетесь его владельцами и не имеете отношения к организации собачьих боев, мы не имеем права его усыпить, пока вы не подпишете...

— Папа...

— Джейсон, Бенни прожил у нас два месяца! А у них он провел два года!

— Но ведь это же все равно Бенни! Я же знаю! Пап, ну давай попробуем, а?

Человек в комбинезоне скрестил руки на груди и доверительно понизил голос.

— Он непредсказуем и чертовски силен. Очень неприятное сочетание. Он, вон, даже тренера своего покалечил! Ему пришлось ампутировать руку.

— Джейсон...

— Я понимаю, пап. Я буду осторожен. Честное слово. Но ведь он заслуживает того, чтобы дать ему шанс, верно?

Отец вздохнул.

— Не знаю.

Мальчик опустился на колени и перехватил взгляд Брута. Пес хотел отвернуться, но не мог. Этот взгляд заставил его провалиться в прошлое, которое он считал давно забытым и похороненным, в прошлое, где была рука с сосиской, беготня по лужайке и бесконечные солнечные дни. Он оттолкнул все это прочь. Это было слишком мучительно, слишком пронизано чувством вины. Он не заслуживает таких воспоминаний. Им нет места в яме.

Его грудь содрогнулась от низкого раскатистого рыка.

Но мальчик храбро вцепился в решетку и продолжал смотреть на сидящее внутри чудовище. В его голосе звучала непринужденная власть юности и наивности.

— Все равно же это Бенни! Где-то там, внутри...

Брут отвернулся и закрыл глаза с не менее твердой убежденностью.

Мальчик ошибался.

Брут спал на задней веранде. Прошло три месяца, швы и скобки с него сняли. Ему перестали добавлять в еду лекарства. За это время его отношения с людьми приобрели неустойчивое равновесие, нечто вроде вооруженного перемирия.

Каждый вечер его пытались заманить в дом, особенно когда листья на дубах побурели и облетели, а лужайка по утрам начала подергиваться инеем. Но Брут не желал уходить с веранды, избегая даже старого дивана, застеленного рваным теплым пледом. Он старался ни к чему не подходить и не прикасаться. Он по-прежнему вздрагивал от прикосновений и рычал за едой, не в силах сдержаться.

Но намордник на него больше не надевали.

Быть может, они почувствовали поражение, обратившее его сердце в камень. Теперь он проводил дни, глядя во двор, и лишь время от времени шевелился и настораживал ухо, когда случайная белка осмеливалась проскакать по забору, бесстрашно распушив хвост.

Задняя дверь открылась, и на веранду вышел мальчик. Брут подобрал лапы и попятился.

— Бенни, может, все-таки зайдешь в дом, а? Я тебе постель устроил на кухне... — Мальчик указал в сторону открытой двери. — Там тепло. Смотри, что я тебе принес!

Мальчик протянул руку, но Брут уже и так почуял бекон, хрустящий, поджаристый, еще слегка дымящийся. Он отвернулся. Там, на тренировочной площадке, его тоже пытались приманивать. Но после гибели сестры Брут всегда отказывался, как бы голоден он ни был.