Терри Пратчетт - Народ, или Когда-то мы были дельфинами. Страница 6

Птица-дедушка летела себе вперед, где алела тонкая линия горизонта — Мау никогда не видел такого алого заката. Он греб изо всех сил, стараясь не думать о том, что найдет впереди; и именно потому, что он старался не думать, мысли метались у него в голове, как встревоженные собаки.

Он постарался их успокоить. Если вдуматься, остров Мальчиков — просто скала, окруженная песчаными отмелями. Верно ведь? Он ни на что не годится, разве только как пристанище для рыбаков или место для мальчиков, пытающихся стать мужчинами. А на острове Народа есть горы — ну, по крайней мере одна настоящая гора, — и река, и пещеры, и целые леса, и мужчины, которые знают, что делать!

Правда же? Но что они могут сделать?

Картинка, изображающая пир в честь новой мужской души Мау, все мерцала у него в голове. Она никак не соглашалась замереть, и Мау не мог найти серебряную нить, связующую его с картиной.

Что-то темное проплыло на фоне заката, и Мау чуть не расплакался. Это закатная волна идеальной формы прокатилась через красный диск, который как раз коснулся линии горизонта. У всех мужчин на островах Солнца была татуировка с такой картинкой, знак их мужской сущности, и Мау знал — через несколько часов такая же будет и у него.

А потом там, где прошла волна, появился остров Народа. Мау мог узнать его очертания с любой стороны. До острова было миль пять. Ну что ж, еще пять миль Мау по силам. Скоро он увидит огни костров.

Мау с удвоенной силой заработал веслом. Напрягая глаза, чтобы разглядеть темный силуэт в странном сумеречном свете, он увидел белую полосу прибоя на рифе. Пожалуйста, ну пожалуйста, пускай скоро покажутся огни костров!

Он уже улавливал все запахи суши, кроме одного — вожделенного запаха дыма.

А вот и он — резкая струйка на фоне запахов моря и леса. Где-то горит костер. Мау не видел его, но где огонь, там и люди. Конечно, где прошла та волна, сухого дерева много не осталось. Но здесь эта волна не могла быть такой страшной. Где угодно, только не здесь. Он и раньше видел большие волны. Они могли натворить беды, разломать в щепки одно-два каноэ. Ну да, эта волна показалась ему очень большой, но ведь все волны кажутся большими, когда они вздымаются у тебя над головой! Люди сходили в горы и принесли сухих дров. Да, так и случилось. Конечно, так и было. Он беспокоится из-за ерунды. Они скоро вернутся.

Так оно и есть. Именно так все и будет.

Но серебряная нить не появлялась. Он мог сколько угодно рисовать в голове счастливые картинки, но их окружала тьма, и пути к ним не было.

Уже почти стемнело, когда каноэ вошло в лагуну. Мау различал ветки и листья. Он ударился о большой кусок коралла, который, видимо, волна отломила от рифа. Но риф для того и существовал. Он принимал на себя удары штормов. За рифом, в лагуне, люди были в безопасности.

Каноэ коснулось пляжа, ткнулось в песок — словно поцеловало его.

Мау вышел на берег и в последний момент вспомнил о жертве. За успешное путешествие нужно принести в жертву красную рыбу, а его путешествие было, конечно же, успешным, хоть и необычным. Он не запасся красной рыбой. Ну что ж, он ведь пока еще мальчик, а мальчикам боги многое прощают. Он хотя бы вспомнил. Это уже считается.

Других каноэ вокруг не было. А должно быть много. Даже в темноте стало ясно: что-то не так. В лагуне никого не было; никто не стоял на берегу.

Мау все равно крикнул:

— Эй! Это я, Мау! Я вернулся! Он заплакал, и это было еще хуже. Он плакал и раньше, в каноэ, но там у него просто вода стекала с лица. А теперь его сотрясали рыдания, неудержимые слезы текли из глаз, из носа, изо рта. Он плакал и звал родителей, потому что ему было страшно, он замерз, и очень устал, и очень боялся, и уже не мог притворяться. Но больше всего он плакал из-за того, что знал только он.

Кто-то услышал его в лесу. В свете скрытого костра блеснул острый металл.

Свет умер на западе. Ночь и слезы поглотили остров Народа. Звезда Воды медленно плыла среди облаков, как убийца, бесшумно покидающий место преступления.

Глава 2

Новый мир

Утро было того же цвета, что и ночь, только чуть посветлее. Мау, скрючившемуся среди широких опавших листьев кокосового дерева, казалось, что он совсем не спал; но, должно быть, в какие-то моменты его тело и мозг просто отключались, словно понемногу упражнялись в смерти. Он проснулся — или, может быть, ожил — в мертвенном сером свете, онемевший и замерзший. Волны на берегу едва двигались, море было почти одного цвета с небом, а небо по-прежнему плакало дождем.

Русло речки, стекающей с горы, было забито песком, грязью и обломками ветвей. Мау покопал руками, но вода не шла, а едва сочилась. В конце концов Мау пришлось слизывать с листьев капли дождя, отдающие пеплом.

В лагуне было месиво из обломков коралла: волна пробила большую брешь в рифе. Отлив сменился приливом, и в дыру вливалась вода. На островке Малый Народ — чуть больше, чем песчаная отмель на краю лагуны, — осталась одна-единственная пальма, измочаленный ствол, на котором, как ни удивительно, еще торчало несколько листьев.

Надо найти еду, воду, укрытие… первое, что следует сделать в незнакомом месте. А это и есть незнакомое место, и он здесь родился.

Мау видел, что деревня исчезла. Волна снесла ее с острова. Несколько пней торчало там, где когда-то стоял длинный дом племени… стоял с незапамятных времен. Волна разнесла риф на куски. Деревню она, видимо, даже не заметила.

Путешествуя с отцом и дядьями, Мау научился читать историю берега. И теперь, глядя вверх, он видел историю волны, записанную обломками скал и деревьев.

Деревня смотрела на юг. Да и как иначе. С трех остальных сторон ее защищали высокие крошащиеся утесы, у подножия которых, в пещерах, грохотало и пенилось море. Волна пришла с юго-востока. Ее след отмечали поломанные деревья.

Все люди собрались на берегу, вокруг большого костра. Услышали ли они рев волны за треском пламени? Поняли ли, что это означает? Если они вовремя спохватились, они могли поспешить вверх, по долине Большой Свиньи, на склон горы за полями. Но часть волны уже поднималась с ревом по восточному склону (там трава, задержать волну нечем) и снова преградила им путь.

А потом — ревущая мешанина из камней, песка и воды, и людей, должно быть, выбросило в море через западную часть рифа, в глубоководное течение, и там они стали дельфинами.

Но не все. Волна оставила за собой рыбу, грязь и крабов, к радости птиц-окороков, серых ворон и, конечно, птиц-дедушек. Остров в это утро был полон птиц. Птицы, каких Мау никогда не видел, дрались со знакомыми, обыденными.

И люди — запутавшиеся в сломанных ветвях, полузанесенные грязью и листьями, только одна из частей погибшего мира.