Юлия Латынина - Дело о лазоревом письме Страница 6

Иман допил бутылочку и попросил еще.

– А кто платить будет?

– Слушай, – сказал Иман, – я тебе заплачу в следующем рождении, а?

– Пошел вон, – сказал хозяин харчевни. Иман обиделся:

– Слушай, – сказал он, – или ты не веришь в следующее рождение? Думаешь, господину Нараю такое понравится? Только бунтовщики и еретики не верят в следующее рождение!

– Пошел вон, – повторил трактирщик.

Тут Иман стал ругаться, но трактирщик не обращал на него внимания, зная, что Иман его не убьет. Шаваш вытащил розовую и отдал ее трактирщику. Потом подумал и вытащил вторую.

– Ого, – сказал трактирщик, – ты сегодня с добычей.

Шаваш подошел и сел на циновку рядом с Иманом. Трактирщик принес им чашки и плетеный кувшинчик с вином. Иман вставил соломинку в чашку и стал сосать вино. Шаваш тоже вставил соломинку в чашку, но вина сосать не стал.

Шаваш вытянул из рукава третью розовую и стал на нее смотреть.

– Слушай, Иман, – вдруг спросил Шаваш бывшего чиновника, – а правда, что государь однажды подарил господину Андарзу бумагу в десять тысяч розовых, и просил употребить ее наилучшим способом, – а Андарз вынул перо и написал на этих деньгах свои стихи?

– Правда, – сказал чиновник, – только он написал не свои стихи, а стихи Адинны.

– А чем стихи Адинны лучше стихов Андарза? – полюбопытствовал Шаваш, который разбирался в стихах гораздо хуже, чем в чужих кошельках.

– По-моему, стихи Адинны хуже стихов Андарза, – сказал Иман. – По-моему, Андарз лучший поэт, чем кто бы то ни было после трех поэтов пятой династии.

– Не скажи, – вмешался хозяин, – пока человек не умер, нельзя сказать, хороший он поэт или плохой. Потому что еще не было случая, чтобы хороший поэт не умер плохой смертью.

– Вряд ли господин Андарз умрет плохой смертью, – возразил бывший чиновник, – государь его нежно любит, и если бы не он, ты бы сейчас не угощал меня вином из Аракки, потому что ее бы захватили варвары.

– Ну, – покачал головой хозяин, – если господин Андарз умрет спокойной смертью, то после смерти окажется, что он был плохой поэт.

Трактирщик высказался и ушел протирать чашки, а Иман остался нюхать лепешку и смотреть на свое отражение в боге.

– Слушай, Иман, – сказал Шаваш, – а откуда взялись деньги?

– Деньги, – сказал Иман, – ввел государь Иршахчан, чтобы учесть все, что производит страна, и чтобы выдавать чиновникам жалование не натурой, а кожаными листами, которые можно обменять на продукты в казенных лавках.

– Это ты имеешь в виду настоящие деньги, – сказал Шаваш, – а откуда взялись золотые деньги?

– После государя Иршахчана, – промолвил бывший чиновник, – империя распалась на части, и настали такие времена, что по одну сторону реки было одно государство, а по другую – другое, а на острове между ними было третье. Так получилось, что на кожаную монету, на которую по одну сторону реки обязаны были менять на овцу, по другую сторону реки нельзя было обменять даже на клок овечьей шерсти, и бумага, которая вечером, при одной династии, означала фруктовое дерево, утром, при другой династии, означала разорение владельца. И вообще каждая новая власть не заботилась ни о ремесленниках, ни о земледельцах, а заботилась только о том, чтобы нарисовать побольше кожаных и бумажных денег. Тогда между люди стали менять между собой товары на золото и шкурки, а на бумагу меняли только тогда, когда к ним в дом приходили люди с оружием. И с тех пор повелось, что в те времена, когда товар пересекает несколько границ, расчеты ведутся в золоте, а когда он не пересекает границ, расчеты ведутся в бумаге. Государь Иршахчан сказал: «Бумажные деньги означают, что городом правит государь, золотые деньги означают что городом правят деньги».

– Гм, – сказал Шаваш, – значит, бумажные деньги, – это как долговая расписка? Государь выдает мне розовую, а я могу прийти в казну и попросить ее поменять на рис и на золото?

– Можно сказать и так, – согласился бывший писец.

– А если я приду в казну, а там нет ни золота, ни риса?

– Тогда, – сказал писец, деньги начинают дешеветь, а вслед за этим дешевеет человеческая жизнь, и наступают такие времена, что человек ложится спать при одном государе, а просыпается при другом.

– А ведь деньги дешевеют, – сказал Шаваш.

Писец вздохнул и стал сосать через соломинку вино. Шаваш попросил принести новый кувшинчик и сказал:

– А почему тогда не бывает частных денег?

– Чего? – удивился писец.

– Частных денег, – повторил Шаваш. – Предположим, частный человек соберет у себя зерно или золото и станет выдавать обязательства: данная бумага стоит столько-то в золоте, обещаю обменять на золото, буде потребуется. Это ведь тоже будут деньги.

– А откуда я знаю, – сказал писец, – что он меня не обманет?

– А откуда ты знаешь, что государь тебя не обманет, – возразил Шаваш.

– Ничего из частных денег хорошего не бывает, – сказал писец. – Знаешь дело о подмененном государе?

– Знаю, – сказал Шаваш.

Дело о подмененном государе было нехорошее дело: десять лет назад государю Инану, старшему брату ныне царствующего Варназда, исполнилось шестнадцать лет, и он потребовал, чтобы мать-регентша передала ему венец и печать.

Государыня была опечалена сыновней непочтительностью, начали расследование, и что же! Оказалось, что настоящий государь Инан давно мертв, а вместе него на троне сидит оборотень-барсук, и все это произошло через колдовство наставника государя, колдуна Даттама, настоятеля храма Шакуника. Подлые монахи, желая извести государыню, учинили следующее: Зашили за ворот платья государыни лягушачью косточку, колдовали над восковой фигурой, – фу, какая мерзость! Пойманные же, отпирались: «Колдовства-де не бывает!» Это были страшные люди: из железа варили золото, из хлопка – шелк, покупали дешево, продавали дорого, стали в ойкумене крупнейшим банком, предвидели будущее, – а вот той простой истины, что накопленное добро, если не подарить его государю и бедным, ведет прямо к гибели, – не знали.

– Так что, – сказал Шаваш, – храм выпускал частные деньги?

– И какие деньги, – вздохнул ярыжка. В иных провинциях, кроме их денег, никаких других не хотели брать! А потом вот – покусились на такое! Разорили людей!

– Значит, – сказал Шаваш, – теперь частных денег нет?

– Разве что в Осуе.

– А откуда взялась Осуя?

Бывший писец высосал первый кувшинчик и пододвинул к себе второй. Ему нравилось учить мальчика. Хотя, – разве это мальчик? И двенадцати нет, а уже – пущен в отход мироздания. О, времена!

И писец начал рассказывать историю города Осуи: расскажем ее и мы.

– Осуя – это был город в провинции Истарна, на самом берегу моря. Лет семьдесят лет назад на провинцию напали варвары. Варвары не умели считать до ста и брать городских стен, и Осуи не взяли, тем более что у них не было кораблей, а Осую снабжали с моря. Осуя вообще расположена очень неудобно, – с одного конца море, а с другого – горы, оберегающие жителей, но препятствующие земледелию. Поэтому город издавна занимался торговлей и другими вредными занятиям, скоро стал служить посредником между империей и варварами, покупал по низкой цене, продавал по высокой.