Джо Аберкромби - Дурацкие задания Страница 6

Впереди них тяжело топал какой-то рыжий человек, в его руке зажат деревянный топор. Чудесная, с расстояния шести шагов спокойно пустила стрелу в его щеку. Он всё же быстро вскочил, держась за лицо, и поковылял ей настречу. Она шагнула с боевым воплем, взметая меч круговым движением, и напрочь снесла ему голову, да так, что та взметнулась в воздух и упала в свиной загон. Утроба на секунду представил, а что если бедняга до сих пор осознаёт, что происходит вокруг.

Потом он увидел, что массивная дверь усадьбы начала поворачиваться, закрываясь, и заметил с краю бледное лицо. — Две-ерь! — завыл он и устремился к ней, топоча по хлюпающей жиже и по деревянным ступенькам, так, что затрещали доски. Он сунул свой перепачканный кровью, забрызганный грязью ботинок в проём, как раз тогда когда дверь захлопывалась и завыл выпучив глаза, когда боль прострелила ему ногу. — Моя нога! Бля-а-а!

Дюжина, или даже больше людей клана Лисы уже столпилась на другом конце двора, рыча громче и противней, чем боровы. Они потрясали зазубренными мечами, топорами и грубо сделанными дубинами, кое-кто был со щитом, а один впереди даже в ржавом кольчужном хауберке, разодранном по краям. В его беспорядочно растрепанные волосы были вплетены кольца грубо обработанного серебра.

— Назад. — Вирран встал напротив них, держа в вытянутой руке меч вверх рукоятью, будто это какой-то магический талисман, отгоняющий зло. — Назад, и вам не придётся сегодня умирать!

Тот, кто был впереди, сплюнул и проскрипел на ломаном северном наречии. — Покажи своё железо, вор!

— Тогда, да будет так. Узрите же Отца Мечей, и узрите в последний раз! — И Вирран потянул меч из ножен.

Люди могли называть его сотней имён: Лезвие Рассвета, Могильщик, Кровавый Урожай, Высший и Низший, Скак-анг-Гайок что значило Раскалыватель Мира на языке долин, и тому подобное, но Утробе пришлось признать — это была обычная полоска железа. Не было ни пламени, ни золотого света, ни отголосков труб. Лишь негромкий скрежет, пока длинный клинок освобождался от морёной кожи. На плоском куске металла дымчато-аспидного цвета не было ни украшений, ни орнамента, лишь блестело что-то выгравированное возле тусклой прямой крестовины.

Но у Утробы были другие поводы для беспокойства, помимо того, что меч Виррана оказался не стоящим всех этих песен. — Дверь! — заорал он Йону, отчаянно цепляясь за край левой рукой. Он извернулся вместе со щитом и просунув меч в щель, помахал им. Впрочем безо всякого эффекта. — Моя хуева нога!

Йон с рёвом загрохотал вверх по ступенькам, и с разбегу врезался в дверь плечом. Та вдруг подалась, сорвалась с петель, и упала придавив собой каких-то дураков с той стороны. Вместе, они, спотыкаясь, ворвались в комнату, полутёмную как вечер, и наполненную сладковатым раздражающим дымом. Какая-то тень надвинулась на Утробу и он инстинктивно подняв перед собой щит, принял им удар, в лицо полетели щепки. Он зашатался, потерял равновесие и врезался во что-то ещё. Лязг и грохот металла, звон разбитой посуды. Кто-то замаячил перед ним — призрачное лицо, бусы из гремящих зубов. Утроба хлестнул его мечом, а потом снова, и снова и тот опустился вниз, раскрашенное белым лицо испещрено красным.

Утроба кашлянул, рыгнул, опять кашлянул, проморгался в зловонном мраке, готовый ударить. Он слышал рёв Йона, звук секиры вонзающейся в плоть и чей-то истошный визг. Дым поредел достаточно для того, чтобы Утроба мог воспринять немножко сведений о помещении. В костровой яме мерцали угли, освещая паутину, натянутую по резным стропилам, в темно красный и оранжевый цвет, отбрасывая друг на друга изменчивые тени, обманывая его взор. Тут было жарко как в аду, и так же воняло. Старые гобелены по стенам, на обрывках холста краской намалеваны знаки. Плита из черного камня в дальнем конце, на плите грубо изваяная статуя, у её ног ярко блестит золото. Чаша, подумал Утроба. Кубок. Он шагнул туда, пытаясь щитом отогнать мглу от лица.

— Йон? — позвал он.

— Утроба, где ты есть-то?

Откуда-то послышалась какая-то необычная песня. Утроба не знал этих слов, но ему не понравилось их звучание. Ни капельки. — Йон? — И внезапно из-за той каменной плиты выступила фигура. Глаза Утробы расширились, и он едва не упал в костровую яму, отшатываясь назад.

На появившемся была рваная красная мантия; широко в стороны из неё торчали длинные, жилистые руки, испачканные краской и украшенные каплями пота. Череп какого-то зверя опускался на его лицо, завивались черные рога, так что в неверном свете он выглядел как дьявол, внезапно вылезший прямо из ада. Утроба знал, что это маска, но от фигуры из дыма и звука странного напева, эхом отражающегося от черепа, его пригвоздило к месту во внезапном страхе. Таком сильном, что Утроба не мог даже поднять меч. Только стоял и дрожал — каждая мышца превратилась в воду. Чистая правда, он никогда не был героем, но ведь и такого ужаса он тоже не чувстовал никогда. Даже в Инварде, когда смотрел, как Девять Смертей[6] идёт на него с забрызганным чужой кровью лицом безумца. Просто беспомощно стоял.

— Х… х… х…

Жрец шёл вперед, поднимая длинную руку. В его пальцах было зажато нечто непонятное. Какой-то искореженный кусочек дерева, вокруг которого переливался расплывчатый бледный отблеск.

То самое нечто. Нечто, за которым они пришли.

Свет от этой штуки разгорался. Ярче и ярче. Так ярко, что оставил её искореженный отпечаток в глазах Утробы. Звук напева наполнял его уши, пока он не перестал слышать что-либо ещё, не перестал думать о чём-либо ещё, не перстал видеть ничего кроме этого нечто, сверкающего ярко как солнце, крадущего его дыхание, подавляющего его волю, останавливающего его сердце, отрезающего его…

Хрясь! Секира Весёлого Йона расколола звериный череп напополам и воткнулась в скрытое им лицо. Кровь брызнула в стороны, зашипела на углях очага. Утроба почувствовал на лице её капли, моргнул и затряс головой, внезапно освобождаясь от замораживающей хватки страха. Жрец накренился набок, песня превратилась в стихающее бульканье, маска раскололась и из под неё полилась кровь. Утроба перемазался ею, взмахнув мечом и всаживая его в грудь жреца, и заваливая того навзничь. Нечто отскочило от его пальцев и покатилось прочь по оструганному полу, его слепящий свет угас до тусклого мерцания.

— Колдуны ебаные! — буркнул Йон, свернув язык и посылая плевок точно на труп. — Нахрена им так вкалывать? Сколько ж надо времени, чтобы вызубрить всю эту заклинальную мутоту, которая и в половину не так хороша, как добрая сталь… — Он нахмурился. — Ух, ё!

Жрец свалился в костровую яму, рассыпав тлеющие головни по полу, парочка которых закатилась так далеко, что попала под рваный край одного из висящих гобеленов.