Ярослава Кузнецова - Что-то остается Страница 6

И нож летит в судью, и — неуловимое движение длиннющей лапы, и тяжелый метатель — такой крохотный в арвараньих пальцах с тускло взблескивающими когтями. И Ардароно усмехается, и качает головой — словно сочувствуя неудачливому своему убийце, а арваран внимательно обнюхивает метатель…)

С чего это меня на воспоминания потянуло? Из-за клыков? Пожалуй, у того приятеля они поболе были, чем у добычи моей…

— Ну, Кайд?

— Че сказали-то?

— А мать Этарда где?

Вернулись посланцы Борговы.

Кузнец приосанился и изрек:

— Того, значится. Мать Этарда почивать изволят. Велели нечисть до утра передержать где-нито. А с утреца, сталбыть, придут. Из Бессмарага.

— Ага, — подтвердил Рагнар. — Так-то, братцы.

Борг задумчиво поскреб в бороде.

— Передержать, значит… Вот незадача…

— Так че, — влез Ольд Зануда, — Пущай туточки вот и полежит. Че еще надыть?

— Померзнет он тута, — покачал головой староста. — В тепло его надобно. В сарай… В амбар…

Он шагнул к твари, и остановился, потому что хозяюшка моя, нависнув над нелепым свертком, заворчала, глухо и низко — «Не трожь. Уйди, я за себя не ручаюсь».

Во, сталбыть. По нраву ей нечисть-то. Ишь, изменщица.

— Ладныть, мужики, — поднялся Сыч-охотник. — Неча тары-бары разводить. К себе заберу.

Борг вздохнул облегченно, по толпе прошелестело уважительное:

— Эка… Не боится…

— А че, он — охотник, ему полагается…

— Сеть заговоренная, три лира плочено…

— Сеть тварь удержит…

Только б добыча моя громогласная не прочухалась, а то ведь схарчить — не схарчит, а тяпнуть — того, могет. Я ухватил за сеть — тварь оказалась неожиданно легкой — перебросил через плечо.

Тихий сдавленный стон. Ладно, погоди. До дому доберемся — вытащу тебя из этой дряни, да гляну, что к чему.

— Пошли, хозяюшка.

У Эрба я забрал свои лыжи. Проводить Сыча-охотника, подмогнуть дотащить тварь никто не рвался. Ну да черт с ними, кадакарский житель и впрямь был не тяжелее ребенка лет двенадцати. Отощал, небось, твареныш, и к скотине с голодухи полез. Знамо дело — голод не тетка, щей не плеснет.

Редда забежала вперед, заглядывая в лицо. Не волнуйся, девочка, все будет в порядке. Погладил ее по лбу, легонько дернул за ухо. Ну, хозяюшка. Не надо.

Странно было видеть такую ее растерянность. Прямо как из времен начала обучения…

Тан усмехается:

«— Убит твой хозяин, лопоухая», — и Редда беспомощно оглядывается, ища опровержения…

Подходит Арито.

«Не мучайте собачку. Поднимайся, она же сейчас взвоет».

Арито Тана не боялся, в отличие от Кайра. Тот как-то посмел перечить Зубу Дракона… Так что различать близнецов можно было всегда и без проблем. Сказать «Тан идет»: побледнеет — Кайр, фыркнет — Арито…

Опять, черт возьми. День сегодня какой-то дурной. Ночь, вернее. Ночь воспоминаний. Эдак, паря, самая малость ишшо — примешься, того — кулаком себя в грудя лупить да выть дурным голосом. Угомонись, Сыч.

Арваран, арваран — мало ли тварей на свете белом. То-то и оно — немало. И — все, и хватит. Как там говорил Великолепный Алуш — что было — было, что будет — впереди.

Тьфу ты.

Альсарена Треверра

— Эй, дочка, дочка! Постой, лапушка, погоди! Дай старой доковылять.

Та-ак. Застукали. Под полой — фонарь, в кулаке — копия ключа, единственный экземпляр которого находится у Этарды, за пазухой — свинское зелье. С поличным, так сказать. Прощай, Бессмараг! Я обернулась.

Ко мне, пахая свежевыпавший снег клюкой-рогулькой, в хорошем темпе приближалась скотница Тита. На ходу она причитала:

— Я ж и так и эдак, и вилами и хворостиной, и отрубей свежих насыпала, и водой плеснула — ни в какую. Только поворочается, вздохнет тяжелехонько — и опять спит. Я уж к сестрам решила за помощью бечь. Ты взгляни, доченька, что с ним, с сердешным?

— С кем, баба Тита?

Я уж догадалась с кем. Вот проклятье, видно переложила я вытяжки из корней стефании, чтобы смягчить всякие неприятные эффекты. Может, надо было заменить стефанию синюхой?

— Да с боровком-то, с Черноухом. Самый ведь лучший боровок, хоть на ярмонку вези. Глянула давеча — спит, носом в ясли уткнулся. Ну, думаю, и спит, и пущай его… А тут, уж после вечери зашла — а он все спит, все носом в ясли. Уж я его и так и эдак, и вилами и хворостиной, да водой плеснула…

Придерживая под полой фонарь, я двинулась за старухой. Кажется, мне еще повезло, Тита наткнулась на меня и не всполошила никого. Страшно представить, что было бы, растолкай она кого-нибудь из старших сестер. Ту же Малену, например.

В хлеву оказалось темно, только перед знакомой загородкой чадил фонарь. Черноухий кабанчик лежал в соломе, вытянув к яслям рыло. Бока его мерно вздымались.

Тита, как прежде Ильдир, ухватила навозные вилы и рукояткой ткнула в кабанчков бок. Кабанчик сонно всхрюкнул.

— Спит и спит, — плачуще пожаловалась Тита, — Спит и спит… Я его и так и эдак…

Я отворила загородку и зашла в закуток. Осмотрела и ощупала пациента — слизистые в порядке, дыхание глубокое, пульс нормальный, температура нормальная.

— Да он здоров, баба Тита. Как бык.

— А чего же он все спит и спит?..

Я задумчиво взялась за подбородок:

— Сегодня ведь не было никаких испытаний, так? Что ему давали из еды?

— Как что? Что всегда… Что с трапезы осталось, корки всякие, кашу вчерашнюю, да вот листья с кислой капусты, да отрубей, да сыворотки чуток…

— Как всегда, значит…

— Как всегда, доченька.

Н-да-а, и как же мне из этого вывернуться? Чертов боров свистит в две дырочки, баба Тита глядит на меня с благоговением — для нее что старшая сестра, что младшая сестра, что девица со стороны, обучающаяся марантинской премудрости за папины деньги — все одно авторитет; я делаю умное лицо, а за стеной, наверное, уже ждет меня Норв. Постоит, померзнет и пойдет обратно. Ну же, думай, Альсарена, недаром твои благородные предки весьма преуспевали по части интриг.

— Н-да, странно. С чего бы ему так взять и заснуть? Если бы он ел сено — а он не ел сено, нет? Так вот, если бы он ел сено, можно было бы предположить, что среди травы попалась ему живокость, или хмель, или хохлатка… Но, раз ты говоришь, ничего такого…

Все личико Титы сморщилось, смялось, будто она собиралась заплакать.

— Доченька… А он не того… То есть, не порченый? Ты взгляни повнимательней, у тебя глазки молодые, хорошие…

— Что ты имеешь в виду, баба Тита?

— Дак это… Слыхала, небось? В деревне последнюю неделю шум большой. Нечисть повадилась, скотину портит. Так, может, того, у нас тоже…