Алла Гореликова - Четыре жезла Паолы Страница 6

— А ты сам ту странницу видел? — Ольрик задумчиво огладил бороду.

— Не, — мотнул головой Эдька. — Я на другой день туда пришел, а у Ильды на шее эта дрянь болтается.

Ольрик подался вперед:

— А скажи-ка мне, Эд, ты сразу о ней так подумал: дрянь?

— С ходу, — решительно кивнул мальчишка. — Потому и спросил откуда. Она такая была… понимаете, Ильда — она светлая, на нее глядеть радостно. Вот как на тебя, — обернулся к Паоле. — А от этой штуки на нее как тень легла. Душная такая. Я за Ильду испугался. Вот и забрал и в речку выкинул.

— Текучая вода? — понимающе спросил Ольрик.

— Ну да. Кто ж знал, что Мика…

— О Мике мы не будем. — Ольрик встал. — Мика ваша — обычная девочка, бусики любит, какой с нее спрос. А вот ты, Эд, завтра с утра отведешь нас к Ильде. Сам понимаешь, поглядеть надо, не навредило ли ей. Да и вообще, — Ольрик огладил бороду, — интересно мне, что та странница в ней нашла.

Ночь прошла тихо. Правда, вскоре после полуночи, в глухой час, малыш заплакал и заметался во сне, но Паола прикрыла его крылом, и он засопел спокойно.

— И ты спи, — сказал Ольрик так и сидевшей рядом с сыном вдове, — умаялась, поди. Теперь все хорошо будет.

Наутро отправились глядеть на пасечникову Ильду.

— Ты расскажи нам пока, — велел Ольрик, когда отошли от деревни. — Мика вчера Ильду приблудой назвала, это почему?

— Так дядька Виль ее на дороге подобрал, — объяснил Эд. — Давно, она мелкая еще совсем была. Он с ярмарки возвращался, видит — сидит прям посередь дороги дите и плачет. Где мамка-папка, не знает. Где живут — в доме, где дом — в деревне. Концов не найдешь, в общем. Ну, он и взял.

— Что ж ее, не любят в деревне?

Эдька почесал в затылке, взъерошив и без того лохматую шевелюру до полного непотребства. Мотнул головой:

— Не! Просто странная она, чудная.

— А ты, говоришь, с ней дружишь?

— Да по-разному. — Эдька пожал плечами. — Она ж девчонка!

Паола прикрыла ладонью улыбку. На слове «девчонка» от Эдьки плеснуло неловкой, смущенной нежностью. Может, сейчас и не дружат, но дайте срок…

Пасечник жил недалеко, на холме за лугом. У подножия холма бил родник; Ольрик набрал воды в пригоршню, отпил, стряхнул брызги с бороды.

— Ишь, ледяная. Видать, из-под гор течет.

Паола мимолетно удивилась: где те горы! Но переспрашивать поленилась. Очень уж благостный, сонный покой обнимал здесь гостей. Гудели пчелы, пахло цветущими травами и медом. Ульи-колоды стояли под крутым склоном, укрытые холмом от холодного ветра с гор. Тропа, почти незаметная в высоком разнотравье, шла мимо, огибала одинокий могучий дуб и упиралась прямиком в крыльцо: забора вокруг пасечникова дома не было.

— Беспечно живет, — буркнул маг.

— Ильда, — крикнул Эдька, — Ильдуша!

Из окошка высунулась светловолосая голова:

— Здесь я, Эдь…

Ойкнула, завидев, что мальчишка пришел не один, и скрылась.

— Мир этому дому. — Ольрик первым поднялся на крыльцо, открыл дверь. — Принимайте гостей, хозяева.

Девчонка лет десяти поклонилась гостям, выставила на стол кувшин медового кваса, глиняные кружки. Сказала, с любопытством поглядывая на Паолу:

— А папка на дальний луг пошел, к обеду только будет.

— Ничего, подождем. — Ольрик степенно огладил бороду. — С тобой вон поговорим пока. Ты мне, Ильда, разъясни про ту странницу, что тебя с собой уйти звала.

— Недобрая она. — Ильда затеребила кончик светлой косы, кинула еще один быстрый взгляд на Паолу. Сказала: — Вот ты — добрая, к тебе тянет. А от нее отталкивало. Она ласковое говорит, а у меня руки стынут.

— Стынут, говоришь? — Ольрик взял Ильду за руку, словно невзначай тронул бьющуюся на запястье жилку. Притянул девочку к себе поближе, положил ладонь ей на лоб. — А выглядела она как?

— Обычно. — Ильда сдвинула светлые бровки, явно стараясь вспомнить поточней. — В платье черном, в платке. С клюкой. Старая.

— А скажи, Ильдушка, — Ольрик вдруг улыбнулся, хитровато взглянув на Паолу, — у тебя последнее время плечи не зудят?

Паола ахнула. У нее тоже лет в десять плечи зудеть начали. А к одиннадцати проклюнулись крылья…

Ильда кивнула, глянула непонимающе.

— Чую дар, — объявил маг. Паола подавила улыбку: любит же учитель перед деревенскими в сказочного волшебника играть! — Странница непроста была, тоже почуяла. Ох и молодец ты, Ильдушка, ох и умница, что с нею не пошла. Ведь она смерти служит. И на амулете, что Эд у тебя забрал да выкинул, сила Смерти была. Она бы твой дар во тьму оборотила, тебе дорогу к Небу навсегда закрыла.

Девчонка ойкнула. Эдька бочком, словно ненароком, придвинулся к ней ближе, взял за руку. Ольрик взглянул на мальчишку:

— А в тебе, малый, тоже свой дар спит, да некрепко спит, пробуждается. Так верно тьму почуять. Путь вам обоим со мной в столицу, в школу при гильдии магов. Поедете?

Ильда посмотрела на Паолу. Кивнула:

— Поеду.

— А мамка как же? — спросил Эд. — Я ее с малыми не могу бросить, как они без меня.

Ольрик нахмурился:

— Не о том говоришь, Эдвин. Дети, вырастая, всяко от матерей отрываются, а даром Господним пренебрегать — великий грех. Твоя дорога — не коров пасти, а служить Империи. Тебе честь, а ты?!

Бедный Эдька, насмешливо подумала Паола, теперь ему Ольрик спуску не даст. В гильдию магов ученик приходит добровольно, к чудесам силком не тянут, а уламывать «нюней мамкиных» учитель не любит. Уговорит, конечно, но после — припомнит.

— Так я не против. — Мальчишка смешался, снова зачесал в затылке. — Мне мамку жалко.

— Жалко у пчелки, — отрезал маг. — Что за нюни сопливые. Много ты мамке помогаешь, над коровами хворостиной размахивая? Много поможешь, из подпасков в пастухи перейдя? А магом станешь, будет тебе жалованье — всей деревней столько не заработаете. Захочешь — в столицу ее заберешь, сестру там замуж выдашь. Соображаешь, жалостливый?

— Тогда поеду. — Эд сильней стиснул руку Ильды, и девочка счастливо улыбнулась.

С пасечником договорились легко. Узнав, что гости пожаловали из самой столицы и приемную дочку забирают не куда-нибудь, а в гильдию магов, он только одно спросил:

— Ты, Ильдуша, сама-то как, хочешь?

Услыхав ответное тихое «хочу», молча собрал Ильду в дорогу. Уложил одежку-обувку, красивую пузатую кружку и расписную деревянную ложку, достал из сундука меховое одеяло. Отдельно завернул меду в сотах. Надел на шею Ильде нитку зеленых стеклянных бус:

— Хотел тебе на именины подарить.

Обнял на прощание, буркнул:

— Бог дал, Бог позвал. Ты уж, дочка, не забывай старика.