Роберт Сильверберг - Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа Страница 6

Ничего опасного в гостях он не видел, за исключением разве что холодных глаз того из них, который пока еще не произнес ни слова. Джимбитер, очевидно, принял за дурные намерения самоуверенность и скверные манеры чужаков.

— Еще мы слышали, что вы коллекционируете всякие диковинки. Позвольте нам в знак восхищения вашим талантом вручить вам скромный подарок, — сказал закутанный в шубу Кештрел Тсайе и тоже процитировал короткий отрывок:

Я должен взять от жизни все сполна,Ведь дальше — темнота и тишина.

— Малион Гейнтраст, если тебя не затруднит…

Кештрел Тсайе кивнул спутнику с холодными как лед глазами. Тот достал не замеченный ранее Пуилейном мешок и вытащил оттуда барабан из красного сандалового дерева с туго натянутой шкурой таупина. Девять красноглазых человечков исполняли на ней непристойный танец. Следом появилась небольшая прозрачная сфера из зеленого халцедона, внутри которой бился и кричал пойманный в ловушку демон. А за ней — крохотный флакон, заполненный приятно пахнущей желтой жидкостью, которая то выливалась на пол, то снова возвращалась в сосуд. Гость продолжал вынимать из мешка подарки, пока на столе перед Пуилейном не выстроилась дюжина подобных безделушек.

Тем временем хозяин уже почти допил вино из своей бутыли, и у него начала кружиться голова. Гости же, которым досталось лишь по трети бутыли, едва пригубили из своих бокалов. Неужели они были настолько воздержаны в питии? Или это искрящееся вино санреале оказалось слишком изысканным для их неприхотливого вкуса?

Дождавшись, когда Малион Гейнтраст закончит выставлять подарки, Пуилейн сказал:

— Если вас не устраивает мой выбор вина, я могу подыскать что-нибудь более привычное для вас или открыть то, что вы принесли в подарок мне.

— Вино превосходно, мастер, — ответил Унтан Виорн. — Иначе и быть не могло. Мы знаем, что в ваших кладовых хранятся самые ценные напитки на свете — и даже непревзойденное Истинное вино Эрзуина Тейла. Это санреале, которым ты угощаешь нас, разумеется, не может с ним сравниться. Но и оно в своем роде также изысканно, и мы пьем медленно лишь потому, что смакуем каждый глоток. Пить вино, выбранное Пуилейном из Гиуза в его собственном доме, — это такая честь, что у нас перехватывает горло от восторга. Вот почему еще мы пьем медленней, чем могли бы.

— Значит, вы знаете об Истинном вине?

— Кто же о нем не знает? Легендарное вино Нолвейнов, правивших Гаммелькором в те времена, когда солнце еще не утратило своего золотого блеска. Вино волшебства, вино, дарующее высшее наслаждение, какое только возможно представить. Вино, открывающее все двери мира. — Теперь в глазах долговязого сверкала ничем не сдерживаемая алчность. — Ах, если бы нам посчастливилось отведать всего один глоток! Или хотя бы посмотреть на сосуд, в котором хранится этот удивительный эликсир!

— Я очень редко достаю его, даже для того чтобы просто полюбоваться им, — объяснил Пуилейн. — Боюсь, что, если я принесу вино из хранилища, у меня возникнет непреодолимое желание попробовать его. А для этого еще не пришло время.

— Какая железная выдержка! — поразился Кештрел Тсайе. — Обладать Истинным вином Эрзуина Тейла и даже не попробовать его! Позвольте узнать, почему вы отказываете себе в таком наслаждении?

Этот вопрос Пуилейн уже много раз слышал от друзей, потому что не делал тайны из того, что хранит Истинное вино в своем подвале.

— Я всего лишь экстравагантный сочинитель грустных посредственных стишков. Да-да, — остановил он протесты гостей, — посредственных стишков, которые льются из меня таким потоком, что давно бы заполнили весь дом, если б я записывал каждую пришедшую в голову строчку. Я сохранил лишь небольшую часть из них. — Пуилейн небрежным жестом указал на полку с полусотней томов в переплете из кожи деодана. — Но где-то в глубинах моей души скрывается одна истинная, великая поэма, в которой отразится вся история Земли и которая станет итогом моей жизни и моим завещанием. Нашим завещанием — всех тех, кто живет в последние дни мира. Когда-нибудь я почувствую, что строки уже созрели во мне, переполняют меня и просятся наружу. Думаю, это случится в тот момент, когда солнце испустит последний луч света и Земля погрузится в вечную темноту. Вот тогда, и только тогда, я вскрою печать бутыли с Истинным вином и выпью его. Если оно действительно открывает все двери, то и дверь творчества также отворится, выпуская на волю истинного поэта, томящегося в моем теле. И я в приливе хмельного вдохновения сочиню ту великую поэму, о которой мечтал всю жизнь.

— Мастер, если вы напишете такую поэму лишь накануне гибели мира, это будет несправедливо по отношению к нам, — заметил Унтан Виорн. — Как мы сможем прочитать ее, когда Землю поглотит мрак? Некому будет передать нам ваши последние стихи, все умрут от холода. Вы лишаете нас этого великолепия, отказываете в последнем подарке!

— Если и так, — рассудил Пуилейн, — все равно время откупорить эту бутыль еще не пришло. Но я могу предложить вам другой напиток.

Он достал из буфета большую округлую бутыль с древним фалернским вином. Этикетка на ней стерлась и пожелтела от времени, печать была сорвана, и все прекрасно видели, что внутри нет ничего, кроме засохшего осадка на самом дне. Гости в замешательстве уставились на Пуилейна.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Один знакомый чародей произнес над некоторыми бутылями из моей коллекции заклинание восстанавливающей эманации. Теперь вино в них может появляться вновь.

Он наклонил голову, прошептал что-то, и через мгновение бутыль удивительным образом начала заполняться. Затем он разлил напиток по бокалам.

— Удивительное вино, — произнес Кештрел Тсайе, сделав пару глотков. — Ваше гостеприимство превосходит все наши ожидания, мастер.

Его лицо под густой бородой разрумянилось, с Унтаном Виорном произошло то же самое, и даже мрачный взгляд Малиона Гейнтраста, сидевшего поодаль и как будто случайно оказавшегося в этом зале, несколько смягчился.

Пуилейн улыбнулся и умиротворенно откинулся на спинку кресла. Он не собирался сегодня пить фалернское, к тому же это было слишком крепкое вино для столь раннего часа. Однако и особого вреда в том, чтобы опьянеть к полудню немного больше обычного, он тоже не видел. К тому же Пуилейн мог теперь чуть раньше сочинить какое-нибудь стихотворение. Его неотесанные поклонники, безусловно, придут в восторг, оказавшись свидетелями творческого акта.

Между тем, неторопливо потягивая вино, он почувствовал, что стены зала начали раскачиваться и заскользили по кругу. А сам он словно бы медленно поднялся в воздух и теперь наблюдал сверху за самим собой сквозь приятную дымку, окутавшую разум.