Дмитрий Гаврилов - Великий и Ужасный (фантастические рассказы) Страница 6

— Оле! Это ты!? — удивилась женщина.

— Добрый вечер, госпожа!

«Тише, вот Он идёт, садится на край постели, не будем мешать им…» — сказало радио.

— Добрый вечер, Оле! Но ведь я уже далеко не маленькая девочка? — женщина слабо улыбнулась, и в этот миг морщинки на лице её, словно по волшебству, разгладились, а синие старческие круги под глазами стали совсем незаметны.

— Я знаю сам, как говорить и с большими и маленькими… — возразил Оле. — Я люблю приходить к детям, потому что у детей нет денег, и они чисты душой, если их не портят родители. Но сейчас я пришёл к тебе. Хотя завтра — воскресение, и у меня есть несколько иных дел, но все они потерпят немного.

— Ах, да, завтра воскресенье, — прошептала она, но тут же добавила живо, — А ты уже, наверное, всё проверил. Смёл ли ветер пыль с травы и листьев? Хорошо ли полил дождь клумбы в саду? Унеслись ли облака с неба, гонимые твоим дыханием?

— Да, — в свою очередь улыбнулся Оле. Они с этой старой женщиной понимали друг друга с полуслова. — Прошлой ночью я даже снял все звёзды с неба, чтобы хорошенько вычистить их. Ты же знаешь, я складываю их в передник — главное, потом не перепутать их номера — иначе они не будут держаться, как прежде, крепко.

— Но, может, если бы ты всё-таки ошибся — они бы чаще падали с небес, и тогда бы исполнялись самые несбыточные желания, загаданные влюблёнными или чудаками? — возразила она то ли в шутку, то ли всерьёз…

— Я не могу ошибиться, — ответил Оле, откладывая зонтик в сторону, — Всё в мире пошло бы кувырком, если бы я хоть раз перепутал, — он вздохнул, — Иногда мне этого очень, очень хочется. Но и в этот раз я не имею права обмануться…

— Ты мастер на всякие штуки, Оле, — сказала та, кого назвали доброй госпожой. — Что же ты придумал на этот раз?

— Я поведаю тебе ещё одну сказку, ты её не знаешь до конца, но много раз начинала придумывать. И каждый её придумывает для себя, но никто не догадывается, как она исполнится, эта грустная история. Почему-то люди считают, что только детям нравится, когда Оле-Лук-Ойе приносит им сказки. Все взрослые так думают вместе, но стоит остаться в одиночестве, и всякий призывает меня. Напрасно, я не прихожу к плохим несносным взрослым, наверное, они были в детстве плохими детьми, и я раскрывал над ними только чёрный зонтик. Но ты — совсем иная. Идём же со мной, добрая госпожа!

— Как? Я старая, и ноги совсем не слушаются…

— Положись на меня, я сделаю тебя невесомой… — ответил Оле. — Ты столько лет говоришь от моего имени таким чудным голосом, что в этот последний раз я сделаю всё за тебя. Ты же помнишь, со сказкой надо обращаться осторожно, одно неловкое слово и оборвётся нить повествования, а твоя нить совсем, совсем уже тонкая.

— А завтра ты уже не придёшь ко мне? — спросила она.

— Нет! Мы теперь всегда будем вместе, — тихо ответил Оле.

— Спасибо! Тогда идём, скорей! — проговорила женщина.

Но он лишь спел ей в ответ:

«Начнёшь меня благодарить —Умчусь, сверкая и скользя.Со мною можно говорить,А удержать нельзя.Стоят деревья в тишинеИ серебром сверкает лес…И шепчут люди в сладком сне —Оле-Лук-Ойе здесь…»

Наутро медсестра делала обход. Когда она заглянула в палату, ей показалось, что Мария Ивановна всё ещё спит. Она не стала будить старую актрису и тихонько прикрыла дверь, не заметив при этом крошечного разноцветного зонтика, что лежал на подушке.

Спасение драконов — дело рук…

Спасение драконов — дело рук… (2001)

Не бывает маленьких людей и маленьких драконов.

Тропинка, виляя меж деревьями, точно зеленый ручеек, бегущий среди валунов, исчезала в тенистых дебрях лесопарка.

Маша ловко перепрыгнула через ствол поваленного по зиме деревца. Сохранив белоснежные гольфы в чистоте, она зашагала дальше, изредка отводя в сторону как-то быстро, буквально за последнюю неделю, позеленевшие ветки.

Пятнисто-полосатая Аська горделиво шествовала впереди, воро́ны беспокойно покаркивали, разглядывая кошку с высоты уже совсем было свитых гнёзд. «Зверь, конечно, мелковатый, но вредный», — рассуждали птицы.

«Уши бы мои вас не слышали, каркуши старые!» — фыркнула кошка и ускорила шаг, так что маленькая хозяйка слегка приотстала.

— Аська! Ты куда!? Вот мы выберемся на нашу поляну — там и порезвишься.

«Струсила! Струсила!» — доносилось сверху.

«Щаз прям!» — оскалилась кошка.

Тропинка была заветная, девочка нашла её прошлой осенью. Мало кто, видать, путь этот знал, разве Машины подружки, впрочем, и они не ведали, куда же ведёт тропа. Потому что и впрямь трусихи, все бы им под присмотром строгих мам во дворе… Никто не знал, кроме девочки и её кошки.

Там, уже совсем близко, вниз по склону и только раздвинуть последний раз ветки орешника, с робкой порослью листочков, да звонкий ручей перепрыгнуть по скользким камушкам…

Кошачий хвост, в точности повторив изгибы юркого тела, мелькнул, как жезл регулировщика, за бревном и пропал.

— Аська! Ну, вылезай, маленькая! Куда спряталась? — cпросила девочка.

— Мяу! — обиженно отозвалась кошка издалека.

Ещё как обиженно! Маша знала до последней нотки голос своей воспитанницы, но такую досаду распознала лишь во второй раз.

А первый был, когда досталось Аське промеж ушей, чтоб с кактусами не воевала зазря, да горшки с подоконника не скидывала. «Зря» — это мама так считала, а вот девочка пожалела бесстрашного зверёныша, сперва — из-за колючек, потом — за мамину несправедливость.

Кактусы — дело житейское. И хотя, по слухам, они папе помогали бороться с компьютером, люди — вон какие большие, кактусы — вон какие колючие, а вот Аська — маленькая и пушистая.

— Мяу! — ещё раз досадливо мяукнула кошка.

Едва не поскользнувшись, девочка миновала ручей с коварными мокрыми камнями, и быстренько вскарабкалась на тот, другой, невысокий берег, где начиналась её поляна, её страна, полная всяких разностей и неожиданностей.

Но в этом-то, как пели на заезженной пластинке про девочку Алису, и прелесть!

Среди жёлтых, ещё мокрых, цветков куриной слепоты, на задних лапах сидела Ася, задрав мордочку кверху. Стремительный выпад когтистыми лапами, шлепок, снова промашка, и опять разочарованное «мяу».

В метре над кошкой в воздухе порхало что-то крылатое, слегка поблескивающее, переливающееся от зеленого — к лиловому, и совсем, ну, просто совершенно, неправдоподобное. Оно то взмывало вверх, когда усатая охотница силилась достать добычу, то вновь опускалось к самой Аськиной морде…