Александр Етоев - Как дружба с недружбою воевали Страница 6

— Садко, — подсказал кот. Все это время он держался чуть сбоку, по правую от Андрея сторону, выступая то ли в роли конвойного, то ли ожидая от хозяина кабинета каких-то особых распоряжений.

— Разговорчики! — осадило кота начальство. — Много вас развелось, умников-то. Как мусор с пола собрать, так нету их никого. А как советы давать руководству, так сразу воронья туча. Значит, Садко, говоришь? — Палец его опять радостно пробежался по клавишам. — Вы подводным спортом не занимались? — Вопрос был к Андрею Т. — Или хотя бы в детстве с вышки ныряли? Вот и ладненько, что ныряли. Значит, будете у нас числиться как Садко. На гуслях играть умеете? Научитесь, это дело простое, не сложнее, чем играть на пиле. Походите на курсы к Бояну. Самоучитель возьмёте, в конце концов…

— Я что-то не понимаю. — У Андрея Т. уже голова шла крутом от всех этих загадочных разговоров. — Причем тут Садко? И гусли? И вообще, я не…

— А тут и понимать нечего. — Глаза хозяина кабинета вдруг резко перестали косить и сделались пронзительными и строгими. Он поднялся, раздавил ногой таракана, поставил на подоконник лейку и руки уложил на груди. — Базильо, — сказал он, обращаясь к коту, — покажи господину Богатому гостю выход. Господин не знает дорогу. Господин только что прибывши. Милости просим, — он в фальшивом театральном привете распростёр руки, — в наши гостеприимные Палестины. Извините, но время вышло. У меня квартальный отчёт. У меня комиссия из Минфина. У меня Горынычиха рожает. Базильо! — Он щёлкнул пальцами. — Товарищ не понимает. Проводите товарища. До свидания.

ГЛАВА 5

Андрей Т. вернулся в толчею коридора. В голове его роились вопросы, и первый из них был — «зачем мне всё это нужно?». Да, Генка, конечно. Друг в опасности, друга надо спасать. Но кто ему дал знать об опасности? Конь Кобылыч. А какова его слову цена? Копейка в базарный день. Вот именно что копейка. Может быть, действительно Генка-Абрикос здесь, числится каким— нибудь Иваном Коровьим сыном, и прячут его от людских глаз в стенах этого казённого заведения. Тогда опять вопрос — для чего? И сам Андрей Т. здесь —

— для чего? Тьма египетская вопросов, а ответов пока не видно. Единственное, что почему-то приходило на ум, — какие-то древние рекрутские наборы, старая унылая Англия, вербовка в матросы Королевского флота, когда людей поили до полусмерти в кабаке, а наутро закованный в кандалы новобранец просыпался от пинков капитана за несколько миль от берега.

Всем вокруг почему-то уже было известно, что Андрей — былинный герой Садко, а значит, гость богатый и важный, и, видимо, по этой причине возле него вертелись всякие неблагополучные личности — в чешуе, в дурно пахнущих рыбачьих сетях вместо одежды, с трезубцами, увитыми водорослями, а один, в чалме, при серьгах и с бусами на тщедушном теле, назойливо, как бомж в переходе, что-то мямлил Андрею на ухо — то ли просил на водку, то ли предлагал какую-то аферу с алмазами, которых, как он клялся, не счесть в каких-то там каменных пещерах.

Андрею Т. насилу удалось от него отделаться — помог недавний знакомый, волк; он рыкнул на прилипчивого субъекта, и тот, мелко кланяясь и юля, растворился в прогуливающейся толпе.

— Здрасьте, — кивнул зачем-то Андрей потрепанному серому хищнику, хотя виделись они с ним недавно.

Волк стоял, закинув лапы на подоконник, и с какой-то неизбывной тоской вглядывался в заоконный пейзаж.

— Солнце садится… Август. — Волк вздохнул и прикрыл глаза. Потом открыл их и печально продолжил: — В лесу сейчас хорошо, покойно. Душицей пахнет, паутина в ветвях блестит, белки по стволам бегают. А то и лось на полянку выйдет, протрубит — и обратно, в чащу. Лось… — Волк опять вздохнул. — Мне бы сейчас хоть кильки в томате. Хоть селёдочных голов полкило.

— Да уж, кильки — оно конечно, — приличия ради согласился с ним Андрей Т. Потом, помедлив, спросил: — Что, так и сидите здесь взаперти?

— Так и сидим, — вяло ответил волк.

— Не выпускают?

— Выпускают, да толку! Мы же ведь только здесь реальные, в этих стенах. А там, на воле, мы — сказки.

Андрей кивнул, хотя, говоря по правде, ни слова не понял из туманного объяснения хищника. Он пристроился рядом на подоконнике и стал смотреть на вид за окном. Никакого леса он не увидел. И закатного солнца тоже. Какие-то чахлые деревца были, и что-то мутное, как лампочка в подворотне, пряталось в рыжеватом облаке, но ничего бунинского, тургеневского Андрею Т. эти картины не навевали. Разбитая асфальтовая площадка, окантованная пыльными клумбами с гигантскими пожухлыми сорняками; бетонные колонны ограды с редкими чугунными пиками, в ней прорехи шириной в шкаф; за оградой, за распахнутыми воротами, с десять соток сильно пересеченной местности — крапива вперемежку с чертополохом, невысокие пирамиды щебня, залежи бытового мусора, черепа домашних животных, лужи в мазутной плёнке, воробьи на свисающих проводах. От ворот, чуть заметная среди этой неразберихи, вела грунтовая, вся в выбоинах, дорога, доходила до зарослей ивняка и терялась за каменистой насыпью. Горизонт тоже был неказистый.

Андрей Т. подавил зевок и хотел уже отойти от окна, как вдруг увидел клубящееся облако пыли и плывущий в этом облаке «мерседес». Машина миновала ворота, въехала на разбитый асфальт, снесла по дороге урну и остановилась под самыми окнами. Все четыре дверцы одновременно раскрылись, и из них полезла на белый свет удивительная компания.

Была здесь омерзительного вида старуха в сером штопаном балахоне, который вздымался у нее на спине двумя острыми горбами разной величины. Физиономия у неё тоже была серая, нос загибался ястребиным клювом, правый глаз горел кровавым огнём наподобие катафота, а на месте левого тускло отсвечивал большой шарикоподшипник.

Был здесь страхолюдный толстяк в бесформенном костюме в красно— белую шашечку и с лицом, похожим на первый блин.

Был здесь и мужчина, похожий на покосившуюся вешалку для одежды. Выбравшись из машины, он стоял пугалом на асфальте, подпертый костылём спереди и еще двумя по бокам. Пальто горохового цвета висело на нем нараспашку; из-под него виднелись свисающий до полу засаленный шёлковый шарф, свободно болтающиеся полосатые брюки и шерстяной полосатый свитер, не содержащий внутри себя ничего, кроме некоторого количества спертого воздуха.

И был здесь ещё недобитый фашист в мундире без пуговиц и на скрипучей деревянной ноге. И хмырь с челюстью и без шеи, в пятнистой майке, в татуировке и с руками-вилами, которыми он рассеянно разгибал и сгибал железный дворницкий лом. И эстрадная халтурщица. И кого только еще в «мерседесе» не было; Андрей Т. насчитал не менее двух десятков экзотических экспонатов, которым самое место в Кунсткамере или в каком— нибудь серпентарии со стенками из пуленепробиваемого стекла. Непонятно даже, как вся эта чудовищная орава поместилась в машине и вдобавок не сожрала друг друга в пути.