Андрей Чернецов - Девичьи игрушки Страница 6

– Ты это что ж, мою оду императрице сорок седьмого года имел в виду?

И тут же продекламировал для сравнения:

Царей и царств земных отрада,Возлюбленная тишина…

А потом ни с того ни с сего продолжил с того места, где был прерван Прохор:

Тебе воздвигну храмы многиИ позлащенные чертогиСозижду в честь твоих доброт.

– Ну-ну… – И непонятно было, что хотел этим сказать профессор: то ли осуждал дерзкого подражателя, то ли признавал его над собой превосходство.

Однако ж организм требовал опохмелиться. Поэт стоял на мосту и тупо поплевывал вниз, в покрытую льдом реку. В голове уже не пчелы гудели, а большей лаврский колокол бил. Мимо него пару раз прошелся блюститель порядка, но поначалу приставать к праздно шатающемуся парню, одетому хоть и неряшливо, но прилично, не стал. И только видя, что время идет, а господинчик убираться восвояси не намерен, слуга закона приблизился и громко кашлянул.

Молодой человек обернулся.

– Что тебе? – Вперил глаза, полные неизбывной муки.

– Не положено, – заявил олицетворенный порядок.

Поэт хотел было послать прилипалу куда подальше, но сдержался. Лишние неприятности ему сейчас были ни к чему.

– Что так?

– Потому как першпектива, – пояснили ему. – Сама государыня ездить изволят. Так что проходите-ка лучше, сударь.

Он еще что-то говорил. Нудное и правильное. Но слова его не доходили до сознания поэта, а только еще больше ранили больную голову, стуча назойливыми молоточками по вискам.

– У тебя алтына нет?

Заплывшие жиром глазки вояки часто захлопали.

– Ась?

– Спрашиваю: есть ли у тебя алтын?

Правоохранитель враз приосанился, подобрался и грозно надвинулся на попрошайку.

– А ну убирайся отседова!

Поэт плюнул ему под ноги, развернулся и побрел восвояси куда-то в сторону Васильевского острова.

– Ходют тут всякие! – ранил его спину рассерженно-змеиный шип стражника.

Александр Петрович еще раз окинул хозяйским глазом накрытый к завтраку стол и благодушно вздохнул.

Хоть и Великий пост да денежные неурядицы, а жить можно. Тем паче что особой рьяностью в соблюдении церковных традиций господин Сумароков, по моде нынешнего века, отнюдь не отличался.

А потому неудивительно, что среди блюд и блюдечек с тертой редькой, солеными огурцами, кислой капустой, мочеными груздочками и клюквой (под анисовую – самое то) стояли и тарелки с «запретными» плодами.

Ну там тройная уха с налимами и молоками не в счет (не суточные же щи, в самом деле?). Да и блинки с икоркой и снетком. Это ж не устерсы. Дорого и несытно. Не по-русски. Хотя когда кто угощал, Александр Петрович не отнекивался. Вот на нынешнюю Масленицу у его сиятельства Ивана Ивановича Шувалова съел за обедом две (или нет, кажись, три) дюжины этих самых «frutti di mare», нарочно из Италии доставленных. Ох, и маялся же потом животом! Два раза кровь отворяли. Уж, верно, несвежие попались. Знамо дело – из такой-то дали везли. Хоть и на курьерских.

Балычку что-то скуднехонько нарезано. А вот куренок вроде порядочный. Размером с хорошую утицу. Постаралась драгоценная супруга. С любовью выбирала. Жаль, что нет ее сейчас. Вчера к вечеру уехала вместе с детушками в деревню, проведать захворавшую тетушку.

С чего бы начать?

Знамо дело, с нее, со знаменитой «сумароковки».

Эта славная настойка была известна многим из столичной писательской братии. Даже и тем, кто не вхож в дом Александра Петровича. Бывало, посылал кому бутылочку-другую от хвори или к празднику. Тому же Василию Тредьяковскому, хоть и недруг.

Конечно, он не Ломоносов, химии не учился, но составить букет из российских трав и кореньев сумел не хуже любого академика. Чабрец, зверобой, душица, анисовые зернышки и… Нет, сие есть тайна великая. Еще три компонента никому не сказывал. И не записывал, чтоб не проведал кто часом.

Взяв в руки вилку, примерился к закуси. Вот, недурственный груздок. Или лучше огурчик? Этот, махонький, с мизинчик. Из Нежина привезен. Для самого гетмана Разумовского. А глава Академии Российской расщедрился да и подарил первому российскому драматургу и пииту мешок сих славных плодов.

Александр Петрович даже подумывал оду сочинить по этому случаю:

Малороссийская олива!Под солнцем щедрым возрослаТы в том краю, что осчастливленВеликим мужем, чьи дела…

Ну и так далее в том же духе. Писать подобные вирши легко и прибыльно. Глядишь, не только адресату понравятся, но и самой его высочайшей покровительнице. Тогда не то что огурцами, деньжатами могут одарить. Или деревенькой. Хотя планида российского стихотворца тяжка и неприбыльна. Не то, что альковная служба… Вот там настоящие деньги и возможности.

Ну во здравие!

Ух, чтоб тебя. Чуть не подавился водкой.

– Тебе чего? – зло окрысился на не вовремя зашедшего слугу.

– Господин Расейской Академии копиист Иван Семеныч Барков пожаловали! – объявил тот. – Просить, что ли? Али сказать, что нету вас?

Знал, что хозяин всегда терял покой после визитов означенной персоны.

«Вот же принесла нелегкая! Или у него нюх на водку с закуской?»

Пока думал да гадал, в столовую, решительно отодвинув в сторону служителя, прошествовал злоязыкий буян. Не доходя до накрытого стола и не глядя на яства, а лишь на Александра Петровича, глаза в глаза, застыл и протянул руки вперед.

– Виват, Сумароков, первый российский стихотворец!

Сказав сие торжественным гласом, повернулся и пошел прочь.

У господина сочинителя от неожиданности отобрало речь. Он лишь мог что-то невнятно шипеть да скрипеть. Однако ж хватило сил показать знаками слуге, чтоб задержал визитера.

Рюмка «сумароковки» помогла прийти в память.

– Иван Семенович, любезнейший, да куда же ты так быстро?!

Вскочил на ноги и мигом очутился рядом с нечаянным гостем.

– А откушать? Чем Бог послал?!

Барков не стал долго, чиниться и упираться. Уселся за стол и сразу по-хозяйски налил себе водки. Да не в хрустальную рюмку, а в стакан. Хлобыстнул одним махом. Хакнул, не закусив. Посидел минуты две-три. Было видно, как перед тем зеленушное лицо его зарозовелось. В глазах заплясали веселые чертики.

– Чем новеньким порадуете читателя в ближайшее время? – благодушно поинтересовался у хозяина.

Тот словно ожидал позволения.

Приволок из кабинета пухлую рукопись и давай вдохновенно читать свежеоконченную трагедию. Чуть было о завтраке не забыл. Слава богу, гость напомнил. Разлил «сумароковку» (на сей раз уже в рюмки) и провозгласил тост за Ея Величество Поэзию Российскую. Александр Петрович охотно поддержал. Закусили. Потом горяченького. За ним курица-балычок.