Алексей Герасимов - Констебль с третьего участка Страница 60

Мистер Уоткинс и инспектор О`Ларри попрощались и собрались уходить, когда доктору попалась на глаза моя книга.

— Гомер? Однако, констебль, Вы далеко пойдете… — с удивлением произнес он.

Через два дня брат Власий действительно выписал меня из гошпиталя — я к тому моменту оправился уже полностью, да еще и отъелся на казенных харчах, отоспался опять же, так что к службе вернулся бодрый и веселый. В тот же день мне и медаль вручили перед строем, да не абы кто, а сам эрл Чертилл сподобился. Вот нашивки пока еще придержали — и мистер Сёкли в отставку еще не вышел (как я и думал, в то, что наливку я не пил он не поверил), да и жюри присяжных на суде, где я должен был давать показания, смущать не хотели. Не каждый гражданский сразу поймет, что это теперь я сержант, а когда мать Лукрецию обнаружил, так был еще простой патрульный констебль.

Газетчики до самого объявления даты заседания о аресте сестры Евграфии так и не пронюхали, так что почти что месяц, покуда Дэнгё-дайси не начал ходить без костылей, жизнь моя была скучна и размерена, насколько это для копа вообще возможно. Мистер О`Хара за это же время закончил свой курсовой проект, который презентовал мне. Изображены на полотне были мистрис Афина Паллада, тянущая руку к покоящемуся на мраморной тумбе яблоку, с надписью "Прекраснейшей", и Арес с моим лицом, демонстрирующий ей кукиш. Я картину у себя повесил, на самом видном месте, дабы гости, значит, впечатлялись. Ну и грогох[43] чтоб свое место знал.

Однако, все же наступил тот далеко не прекрасный день, когда Высокий Суд Дубровлина объявил о начале слушаний по "Делу, об убийстве матери Лекреции и иных преступлениях против людей и Короны". Ох, что тут началось! Ушлые папарацци осаждали всех — от Старика до мальчишек-посыльных, — надеясь вытянуть хоть какие-то подробности, какую-то сенсацию… От прочитанного по этому поводу в газетах сержант Сёкли ругался в голос — такого надомысливали порой, что диву дашься. Только "Светский хроникер" ограничился короткой заметкой, что редакция не желает строить догадки и будет печатать отчет с иллюстрациями с каждого заседания. Ведущий же его "криминальной колонки" (если такое определение вообще применимо к разделу салонной газеты), Фемистокл Адвокат, отловил меня на патрулировании и, смущаясь словно девица на первом свидании, признался, что уже опубликовал под псевдонимом два детективных рассказа в одной из газет, и попросил, когда все закончится, поделиться подробностями. Отказывать причин у меня не нашлось, да и желания тоже, так что я твердо пообещал удовлетворить его любопытство взамен на газеты с опубликованными детективами. И, знаете ли, не прогадал — чтиво вышло увлекательное. Легану Стойкаслу тоже понравилось, особенно момент пребывания главного героя в каталажке.

— Ну, тут уж грех газетчику было неправду написать. — хохотнул он. — По нашей с тобой милости почти сутки там провел.

Так, отбиваясь от газетчиков, а иной раз и навирая им с три короба, Третий участок прожил целую неделю, ну а потом от нас отстали — слушания начались. На первом, "техническом" заседании, где выяснялся состав жюри, обвинение, нет ли кому каких отводов и тому подобное я не был, а вот на следующее вынужден был явиться — все же это именно я первым прибыл на место преступления, и должен был быть допрошен в качестве свидетеля.

Разумеется, прибыл я в суд при полном параде и с медалью на груди. Мэри с миссис О`Дэйбигалл тоже пришли посмотреть, при том выглядела старушка изрядно помолодевшей. Вот что научный прогресс с людьми-то делает.

Председательствующий судья Джордж Джеффирс привел меня к присяге, и представитель обвинения попросил изложить события того злополучного дня, когда мать Лукреция встретила свою судьбу. Ну что же, и изложил. Защитники задали несколько уточняющих вопросов, однако ничего интересного я сообщить им не смог. "Да, сэр, именно сестра Евграфия сообщила мне о преступлении", "Нет, сэр, она не говорила, что произошло убийство, это я уже увидел сам", "Да, я никуда не отлучался до прибытия инспекторов и в осмотре места происшествия участие принимал, сэр".

— И обвинение хотело бы предъявить суду первую улику по делу, даггеротипический снимок с места преступления, прошу моего помощника передать улику Его Чести.

Судья Джеффирс внимательно оглядел металлическую пластину с изображением и вынес вердикт:

— Темновато, но рассмотреть можно. Секретарь, предоставьте снимок жюри и защите для ознакомления.

— Ваша Честь, — обвинитель просто просиял услышав эти слова, — как Вы совершенно верно заметили, снимок темноват. Поэтому, специально для участников процесса, у которых слабое зрение, а также для допущенных в зал зрителей на Третьем участке полиции, ведшем расследование, художником участка, коллежским регистратором Доналом О`Хара, была изготовлена увеличенная копия, к тому же в цвете. Вы позволите внести ее в зал для обозрения?

— Любопытно. — произнес судья. — Не припомню таких прецедентов. Что ж, для обозрения, но не для приобщения к делу — вносите.

Двое констеблей из Главного управления (именно они охраняют присутственные места и поддерживают в них порядок) внесли сначала здоровенную подставку навроде мольберта, а затем упакованный в бумагу плоский предмет, размерами где-то шесть на восемь футов, установили его, аккуратно разрезали бумагу по краям, и сняли ее.

Зал ахнул. Я тоже. Под простой оберточной бумагой, в золоченой раме, скрывалось полотно, изображавшее нутро чайного домика таким, каким оно был в момент, когда мистер О`Кучкинс снял крышку с объектива своего аппарата. Все было передано в мельчайших деталях, доподлинно, так как мне и запомнилось, за небольшим исключением: там был я.

Строго говоря, не только я — инспекторы Ланиган и О`Ларри стояли чуть согнувшись над полускрытым от зрителя столиком телом аббатисы и, явно, что-то горячо обсуждали, а чуть в стороне, вполоборота, прямой как телеграфный столб, стоял ваш покорный слуга и олицетворял. Ну, то, про что сержант Сёкли говорил — чего-то там к власти и правопорядку.

Старый судья, при виде полотна даже снял пенсне, протер его, и снова водрузил на нос.

— Однако… — крякнул он. — Такого в суде еще точно не бывало. Господа Ланиган, О`Ларри и… Вы констебль?

— Я, Ваша Честь. — с места для свидетелей меня еще никто не отпускал.

— Нда… — судья Джеффирс вновь перевел взгляд на картину. — Оригинально. Талантливо. Свежо. Наглядно. Коллежский регистратор О`Хара, говорите? И как он назвал… вот это?

— Насколько я знаю, "Осмотр места преступления", Ваша Честь. — ответил обвинитель.