Р. Скотт Бэккер - Слуги Темного Властелина Страница 61

– Отчего вы все время так над ним трясетесь, матушка? – спросил Ксерий. Он уже начал ощупывать свой трофей, словно проверяя его мускулатуру.

Конфас случайно перехватил взгляд Мартема. Тот преклонил колени чуть поодаль и терпеливо ждал, до сих пор никем не замеченный. Легат угрожающе кивнул.

И на Конфаса снизошла знакомая холодность и ясность рассудка – та, что позволяла ему свободно думать и действовать там, где прочие люди пробирались на ощупь. Он окинул взглядом казавшиеся бесконечными ряды пехотинцев внизу. «Стоит вам отдать приказ, и каждый из этих солдат…»

Он высвободился из рук бабки.

– Послушайте, – сказал он, – есть вещи, которые мне следует знать.

– А не то что? – спросил дядя. Он, по всей видимости, позабыл про короля племен – а возможно, его интерес с самого начала был притворным.

Конфас не устрашился. Он в упор взглянул в накрашенные глаза дяди и снова усмехнулся дурацкой короне Шайгека.

– А не то мы в ближайшее время вступим в войну с Людьми Бивня. Известно ли вам, что, когда я попытался вступить в Момемн, они устроили беспорядки? Они убили двадцать моих кидрухилей!

Конфас невольно перевел взгляд на рыхлую, напудренную шею дядюшки. Может быть, лучше будет ударить туда…

– Ах, да! – небрежно ответил Ксерий. – Весьма прискорбный случай. Кальмемунис и Тарщилка подстрекают не только своих собственных людей. Но, уверяю тебя, этот инцидент исчерпан.

– Что значит «исчерпан»?!

Впервые в жизни Конфас не задумывался о том, каким тоном он разговаривает с дядей.

– Завтра, – объявил Ксерий тем тоном, которым провозглашают указы, – ты и твоя бабка поедете со мной вверх по реке, чтобы наблюдать за доставкой моего последнего памятника. Я знаю, у тебя, племянник, беспокойная натура, ты специалист по решительным действиям, но тут требуется терпение, терпение и еще раз терпение. Тут не Кийут, и мы не скюльвенды… Все не так, как представляется, Конфас.

Конфас был ошеломлен. «Тут не Кийут, и мы не скюльвенды…» Что это должно означать?

А Ксерий продолжал так, словно вопрос окончательно закрыт и обсуждать уже нечего:

– А это тот самый легат, о котором ты отзывался с такой похвалой? Мартем, не так ли? Я весьма рад, что он здесь. Я не мог переправить в город достаточное число твоих людей, чтобы заполнить Лагерь Скуяри, поэтому мне пришлось использовать свою эотскую гвардию и несколько сотен городской стражи…

Конфас был захвачен врасплох, однако ответил не задумываясь:

– Но при этом вы одели их в форму моих… в форму армейских пехотинцев?

– Разумеется. Ведь эта церемония не только для тебя, но и для них тоже, не правда ли?

Конфас с бешено стучащим сердцем преклонил колени и поцеловал колено дядюшки.

Гармония… Так приятно. Икурею Ксерию III всегда казалось, что именно к этому он и стремился.

Кемемкетри, великий магистр его Имперского Сайка, заверил императора, что круг – чистейшая из геометрических фигур, наиболее располагающая к исцелению духа. Колдун говорил, что не следует строить свою жизнь линейно. Но на веревках, свернутых кольцом, завязываются узлы, и интрига создается из кругов подозрений. Само воплощение гармонии и то проклято!

– Ксерий, долго ли нам еще ждать? – окликнула его из-за спины мать. Голос у нее дребезжал от старости и раздражения.

«Что, жарко, старая сука?»

– Уже скоро, – отозвался он, глядя на реку.

С носа своей большой галеры Ксерий обводил взглядом бурые воды реки Фай. Позади него сидели его мать, императрица Истрийя, и племянник, Конфас, бурлящий радостью после своей беспрецедентной победы над племенами скюльвендов при Кийуте. Ксерий пригласил их якобы полюбоваться тем, как повезут по реке из базальтовых карьеров Осбея к Момемну его последний памятник. Но на самом деле он сделал это с дальним прицелом – впрочем, любой сбор императорской семьи имел свои далеко идущие задачи. Ксерий знал, что они станут глумиться над его памятником: мать – открыто, племянник – втихомолку. Но зато они не станут – просто не смогут! – отмахнуться от того заявления, что он намерен сделать. Одного упоминания о Священной войне будет достаточно, чтобы внушить им уважение.

По крайней мере на время.

С тех самых пор, как они отчалили от каменной пристани в Момемне, мать заискивала перед своим внучком.

– Я сожгла за тебя на алтаре больше двухсот золотых приношений, – говорила она, – по одному за каждый день, что ты провел в походе. Тридцать восемь собак выдала я жрецам Гильгаоала, чтобы их принесли в жертву…

– Она даже отдала им льва, – заметил Ксерий, оглянувшись через плечо. – Того альбиноса, которого Писатул приобрел у этого невыносимого кутнармского торговца. Да, матушка?

Он не видел мать, но знал, что та сверлит глазами ему спину.

– Я хотела, чтобы это был сюрприз, Ксерий, – сказала она с ядовитой любезностью. Или ты забыл?

– Ах, прости, матушка! Я совершенно…

– Я велела приготовить шкуру, – сказала она Конфасу так, словно Ксерий и рта не открывал. – Такой дар подобает Льву Кийута, не правда ли?

И захихикала, довольная своей заговорщицкой шуточкой.

Ксерий до боли в пальцах стиснул перила красного дерева.

– Льва! – воскликнул Конфас. – Да еще и альбиноса вдобавок! Неудивительно, что бог был благосклонен ко мне, бабушка!

– Всего лишь подкуп, – пренебрежительно ответила она. – Мне отчаянно хотелось, чтобы ты вернулся целым и невредимым. Просто до безумия. Но теперь, когда ты мне рассказал, как тебе удалось разгромить этих тварей, я чувствую себя глупо. Пытаться подкупить богов, чтобы они позаботились об одном из равных себе! Империя еще не видела никого подобного тебе, мой дорогой, мой любимый Конфас! Никогда!

– Если я и наделен кое-какой мудростью, бабушка, всем этим я обязан вам.

Истрийя едва не захихикала. Лесть, особенно из уст Конфаса, всегда была ее излюбленным наркотиком.

– Я была довольно суровым наставником, насколько я теперь припоминаю.

– Суровейшим из суровых!

– Но ты все так медленно схватывал, Конфас! Ты не торопился развиваться, а я терпеть не могу ждать, это пробуждает во мне все самое худшее. Я готова буквально глаза выцарапывать.

Ксерий скрипнул зубами. «Она знает, что я слушаю! Она говорит это нарочно, хочет меня поддеть!» Конфас расхохотался.

– Зато, боюсь, удовольствия, даруемые женщинами, я познал как раз чересчур рано! Ты была не единственной моей наставницей!

Истрийя держалась кокетливо – можно было подумать, будто она заигрывает. Старая потаскуха!

– Что ж, разве мы наставляли тебя не по одной книге?

– Значит, все пошло псу под зад, не так ли?!