Генри Олди - Гарпия Страница 64

Дидель замолчал. Ловко орудуя шилом, наметил места для розеток под драгоценности. Позвенел бубенцами, прислушался. Подтянул язычок у самого маленького. Кристиан не торопил сокольника.

– Гарпии помнят, что было с ними вчера. Гарпии понимают, что произойдет завтра. Но их память и понимание свободны от чувств. Абсолютно. Не огонь, но холодная сталь. Усиления не происходит. Абдляр называл это отсутствием якорей. Верней, так называли это гарпии в разговоре с Абдляром.

– В разговоре?

– Ты не ослышался. С тех пор тугры полагают гарпий равными себе. Другими, но равными. Лишь равный способен не стать рабом, если не хочет. Рабом страсти, мечты, воспоминаний; рабом живого хозяина. Обучая птицу, помни: она – не друг тебе. Столкнувшись с хомобестией, знай: в ней может оказаться больше человеческого, чем кажется на первый взгляд. Но тогда…

Дидель встал, сотрясая лавку.

– Что тогда, мастер?

– Тогда нечеловеческое будет выглядеть страшнее.

– Или вовсе перестанет замечаться, – рискнул предположить Кристиан.

– Тем хуже для тебя. Однажды оно все-таки станет заметно. А ты окажешься не готов. Правило третье, мой любопытный друг: никогда не смотри птице в глаза. Во-первых, ты не увидишь когтей. Во-вторых, кто-то из вас обязательно испугается. А это опасно…

Поутру глазам лавочников, домохозяек и ребятни, обитавших в окрестностях Веселого Тупика, предстала неординарная картина. По Кладбищенской улице шагом ехал всадник с песьей мордой. Восседая на мышастой кобыле турристанских кровей, псоглавец был облачен в мундир лейб-стражника. На макушке красовалась форменная треуголка – бант, галун, перья страуса.

Золотая кисть, как требовал устав, висела сбоку, щекоча бахромой краешек пасти.

Парика всадник не носил. Временами он снимал треуголку – вытереть пот со лба, либо помахать хорошенькой белошвейке, высунувшейся из окна. Тогда острые собачьи уши высвобождались и смешно торчали вверх. Однако зубоскалить по этому поводу никто не спешил. Такие уши хорошо слышат, а такие клыки славно грызут.

В поводу он вел за недоуздок вторую кобылу – пегую, в диковинных светло-лиловых разводах. Окрасом кобыла напоминала малабрийскую зебру, полинявшую от дождей, или скульптуру из орнаментального мрамора. Судя по философскому спокойствию лошади, весы склонялись в пользу статуи.

Заседлали пегую странно. Ее спину, поверх обычной попоны, венчало толстое одеяло из верблюжьей шерсти, сложенное вьюком. Две подпруги надежно фиксировали одеяло. Стремян у импровизированного седла не наблюдалось.

Псоглавец подъехал к перекрестку, остановился возле углового дома и стал ждать. Терпения Доминго, сыну Ворчака, было не занимать. Только оно ему не понадобилось, терпение.

– Куда?! Не пущу!

Окно на третьем этаже открыли с рассветом. Голос бабушки Марго далеко разносился по улицам. Что ответили бабушке, осталось тайной. Но ответ сердобольную старушку не удовлетворил.

– Какие занятия? Тебе лежать надо! Сил набираться, бульончик пить…

Доминго оскалился, ухмыляясь. Пророчества капитана Штернблада, из-за которых он и приехал сюда, захватив вторую лошадь, сбывались.

– Упр-р-рямица, – рыкнул он.

– Горе мое, дитё неразумное! Куда она денется, твоя наука?

Бабушка Марго привыкла опекать внуков. Хоть своих, выросших и разлетевшихся по свету, хоть приемных. Опека являлась стержнем ее жизни. Забери, и женщина – марионетка с оборванными нитями – грудой тряпья ляжет на землю. Сейчас Келена в полной мере ощутила на себе всю мощь самоотверженной заботы. Наседка, будто цыпленка, загоняла орлицу в курятник.

Надо сказать, орлица сопротивлялась с большим трудом.

– Да куда ж ты пойдешь, деточка?! Ножками тебе не дойти…

Нашла коса на камень. «Деточка», мать двоих взрослых сыновей, не желала пропускать ни единого дня занятий. С постели встать смогла? Значит, должна быть в университете. Но убедить в этом бабушку оказалось не легче, чем снискать расположение профессора Горгауз.

Бабушка точно знала, что необходимо крылатой подопечной. Покой, здоровая пища и лечение. Да-да, лечение! И никаких Универмагов!

– Пожалей себя, маленькая! У тебя ж вся жизнь впереди! Никто тебя там не ждет… Только через мой труп!..

Голос бабушки затих в недрах дома. Пару минут спустя из дверей на улицу вышла Келена – в новом платье из темно-карминового шелка. От любимого декольте гарпия отказалась: строгий воротничок был застегнут под самое горло. Келена не желала демонстрировать синяки окружающим. Желание здравое, но плохо реализуемое – вся правая сторона лица представляла собой сизый отек. Глаз заплыл, черной маслиной блестя между опухшими веками.

Пудра ситуации не спасала.

Когда гарпия неуклюже заковыляла к лошадям, Доминго спешился, желая помочь даме. За Келеной из дома объявилась бабушка Марго. Для трупа она выглядела просто чудесно.

– Блинчиков на дорогу возьми! – голосила старушка. – Не завтракамши, голодная… Горе мое!..

– Блинчики возьму, – согласилась гарпия.

Она выглядела растроганной и смущенной. Оперение все время меняло оттенки – гарпию обуревали смешанные чувства. Она как никогда походила на обычную женщину. Крылья? хвост? – ерунда! Не в крыльях дело…

– А обратно? Обратно как?!

– Вер-р-рну. В сохр-ранности, – успокоил бабушку псоглавец.

Он легко, стараясь не причинить боли, забросил гарпию на спину пегой кобылы. Когти Келены впились в свернутое одеяло – так якоря входят в грунт, надежно удерживая корабль. Бабушка Марго сунула «деточке» узелок с блинами и строго воззрилась на псоглавца.

– Смотри мне! – она погрозила Доминго пальцем. – Бережно вези. Растрясешь еще… И чтоб встретил! Не то на цепь посажу!

Стоя перед старушкой навытяжку, как перед строгим сержантом, псоглавец лишь кивал, не пытаясь вставить слово. Убедившись, что зубастый дылда принял ценные указания к сведенью, Марго угомонилась и позволила Доминго забраться в седло. Обе кобылы вели себя на удивление спокойно. Капитан Штернблад отобрал лошадей лично, зная: не всякая годится под седло миксантропу.

Еще испугается, понесет…

Вскоре пара удивительных всадников скрылась за углом. А старушка все стояла и смотрела вслед. Потом она вздохнула и, сгорбившись, побрела в дом. «Беда с этой молодежью! – ясно выражала ее спина. – Учиться им… драться им… А что такое блины, не знают!»

По пути в университет на парочку таращились все, кому не лень. Две хомобестии на лошадях – цирк, да и только! К сожалению, одними взглядами дело не ограничивалось.