Ошибка Выжившего - Лемор Страница 65

Возможно, злой смех бесчисленных теней тени от тени в голове, в конце концов, психическая энергия? Или собственный злой смех по отношению к самому себе?

Я насмехался и презирал сам себя? То есть, на самом деле?

С каких пор, сука?..

— Поддерживать и, пусть простит сиятельная Мэри мою наглость, направлять, конечно же! — сказал как отрезал профессор. — В конце концов, она ещё ребёнок, и, насколько бы гениальной, прекрасной, совершенной и исключительной она не была, Мэри всё ещё м-может совершать ошибки!

По профессору было видно, насколько тяжело ему дались эти слова. Словно он боролся сам с собой. Все неодобрительно на него посмотрели.

— Это очень неправильные слова, профессор, — хмуро заметил Томас.

Гаррик покачал головой.

— Я знаю, знаю, мне жаль… Наша будущая Королева в последнее время находится под большим стрессом. Боюсь, Феликс, только такое существо, как ты, сможет помочь ей.

Потёр глаза, собираясь с мыслями. Всеми силами цеплялся за мысль, которую мне транслировали через телевизор двое фальшивых ублюдков. Буквально единственная ясная мысль в голове, с которой у меня не возникало никаких внутренних противоречий.

'…Попробуй нарисовать что-то или кого-то, кто тебе нравится.

— Что⁈ Как это поможет мне найти сумочку?

— А я откуда знаю, почему ты начинаешь думать только за своими каракулями, дура⁈

— Это не каракули!!!'

Сжал кулаки, чувствуя, что пространство вокруг меня задрожало. Сам не заметил, как широко улыбнулся. Не счастливо. Злобно, словно больной, сбежавший из психушки.

Определённо, Мистеру Стивенсону нужно было для начала дать мне какие-то задания попроще, а не сразу макать с головой в дерьмо.

И что, чёрт возьми, смотрит на меня⁈

Глава 28

В прошлой жизни я любил рисовать. Скажем так, это было моим хобби, которым я занимался в свободное время. Денег это не приносило: не было ни уверенности в собственных силах, ни желания, ни времени развиваться в этом направлении, но для себя я, даже если времени не было, всегда его находил. Перед сном, рано утром, прямо на работе — всегда. Мне не нравились пейзажи, но нравилось рисовать людей в разных позах, нравилось перерисовывать и придумывать различные образы каких-то мифических созданий.

Смерть на это увлечение…

Кажется, я повторяюсь.

Голоса детей сводили меня с ума. Отправившись спасать задницу нуарного стиляги, я как-то успел забыть, что находиться в такой близи среди толпы людей (детей) мне было как минимум некомфортно. Не прислушиваться ко всему этому у меня не получалось чисто физически. Ещё и этот взгляд.

Где? Кто? Что на меня смотрит? Как бы я не старался, где бы не искал — понять источник взгляда не удавалось. Столь пристальный, я чувствовал себя перед ним так, словно случайному прохожему на улице решил показать, о чём подумал, когда увидел нуарную красотку в купальнике. Самое паскудное, что только я затылком ощущал это…

Присутствие.

Истерично хихикнул.

Единственной, что меня мирила с происходящим, была, конечно же, Мэри!

Взгляд сам собой, как и буквально у всех детей в классе, сместился на девочку. Сидя в самом центре класса, она сияла. Буквально сияла! Её волосы, словно здесь был ветер, развевались, странно переливаясь. Цвет глаз беспорядочно менялся, белоснежная кожа обладала каким-то странным, пугающим, волшебным свечением. Вокруг гордо сидевшей за партой Мэри в буквальном смысле был золотистый ореол, защищающий её от всего на свете.

Умом я понимал, что передо мной сидит уже не человек. Но я не мог избавиться от мысли, насколько малышка Мэри была совершенна и прекрасна! Конечно же, у меня чисто физически не могло быть влечения к малолетней неудачнице, но восхищение, обожание, поклонение!.. Святая Мария, как я мог назвать её малолетней неудачницей?

А ведь мне даже, в какой-то момент, почему-то захотелось прострелить ей голову! Всего на миг, но…

Схватился за голову.

Отвращение, восхищение, презрение, обожание, ненависть и вдохновение. Всё смешалось внутри, боролось между собой, разрывая меня изнутри. Уверен, если бы те головастики из Атлантиды сейчас вновь принялись изучать мой мозг, то получили много любопытных данных.

Уроков у нас не было. Весь учебный день был похож на какую-то дешёвую пародию на уроки, где большую часть времени приходившие со всей школы учителя хвалили сияющую (во всех смыслах) от радости девочку. Урок только начинался, как сразу шли вопросы, на которые Мэри уже знала ответы, отвечая так, словно у неё в голове была какая-то библиотека. Никто не удивлялся этому, кроме детей, которые до этого смели обижать великолепную Мэри.

Три растерянные малолетки превратились в изгоев. Мальчиков, посчитав отсталыми, просто проигнорировали (но они всё равно стали изгоями, как они смели!). Весь класс удивительно преобразился, все сидели с разноцветными волосами и глазами, стали выглядеть порядком лучше, и лишь те, что пошли против самой Мэри, стали выглядеть хуже. В глазах девочек, у которых за издевательство над совершенной Мэри увеличились лбы и носы, читалась бесконечная вина и стыд, очевидно, что они недавно навзрыд плакали, думая над тем, какие они плохие люди и насколько добра Мэри, раз вообще пощадила их. Семье этих девочек должно быть стыдно! Им явно стыдно!

— Им должно быть стыдно… — пробормотал я, против воли улыбнувшись.

Широко, счастливо. Счастье поглощало меня, но это было и очевидно. В конце концов, передо мной была сама Мэри! Меня всё меньше интересовала моя головная боль, мои личные проблемы, это сводящее с ума присутствие. Что мои страдания на фоне страданий, которые пришлось пережить малышке Мэри?

Трясущейся рукой, улыбаясь, навёл пистолет на голову.

Выстрелил.

Реальность мигнула.

Протяжно вздохнул.

Бедная, бедная Королева!..

Ближе к концу школьного дня восхищения Мэри мне показалось, что она заострила на мне взгляд. У меня и до этого возникали такие мысли, ещё до того, как я вдруг осознал всю её идеальность и совершенность, но потом я понял, насколько наивен и глуп, раз даже подумал о таком!

И всё же, Мистер Стивенсон свидетель моих слов, она смотрела на меня. Пристально, властно, как и подобает совершенному, абсолютно уверенному в себе существу, но при этом будто бы немного робко. Только Королева может быть настолько противоречиво естественной! И как она только видела меня? Что это я! И так очевидно, что мои дешёвые фокусы с психической энергией не подействуют на сияющую Мэри!

— Феликс?

Голос Мэри был нечеловечески идеальным. Столь мелодичным, столь мягким и