Генри Каттнер - Источник миров Страница 66

Вся мощь Некрона обрушивалась на нас постепенно, как океан во время отлива. Напор был могучим, но мы держались. Каким-то образом мы противостояли этому напору, соединенный ум двух цивилизаций, отобранный и руководимый самым могущественным умом, объединявшим в себе все достижения человечества.

Произошел взрыв.

Другого слова здесь не подберешь. Это был действительно взрыв, чудовищный и спасительный. Огромная концентрация некронной материи уничтожила сама себя. Мы не могли уничтожить Некрон, но мы сделали его безвредным и беспомощным. Мы вытолкнули его за границы нашего времени — на одно мгновение, но мгновения оказалось достаточно.

Вокруг нас снова понеслись вспыхивающие и гаснущие солнца. Вселенная содрогнулась и разделилась на две абсолютно равные части. Это был конец. Солнца затуманились у нас перед глазами, и мы погрузились в забытье, которое притупляет все ощущения, как тьма поглощает свет. Но я еще не мог уйти. Один вопрос мой оставался без ответа, и он не давал мне забыться.

— Теперь ты покончишь с нами? — крикнул я во тьму. — Или пошлешь нас с двойными разумами в мир, где живет лишь одно тело? Ты, которое уничтожило наши тела…

Перед моими глазами сформировалось Лицо Эа, такое многообразное, как будто оно состояло из множества других лиц. Глубокий спокойный голос ответил мне:

— Если Белем смог разделить сферу, а я Вселенную, неужели ты можешь сомневаться, что ваши тела тоже могут быть разъединены на две абсолютно равные, идентичные части? Один раз это уже было сделано в Эдеме, еще до того, как стала развиваться цивилизация. Это может быть сделано и сейчас, когда цивилизация достигла невероятных высот. Теперь спи…

Вокруг меня начала смыкаться тьма, и в наступающем забытьи я вспомнил слова Адама из Книги Бытия: «Кость от кости моей, плоть от плоти моей…» Тьма все сгущалась, а Лицо Эа удалялось от нас, становилось все меньше и меньше, пока не исчезло в дали времени… Я знал, что сейчас мы перемещаемся по оси времени и достигаем ее конца. Я знал, что после мы повернем назад, промчимся мимо момента начала жизни на Земле и полетим дальше, по направлению к своему собственному времени. К миру, где уже нет Некрона, никогда не было и не будет, но теперь я спал без снов, и ничто не тревожило моего покоя.

Мы вернулись. Мы просыпались. Когда я проснулся и сел, еще полный видений прошлых кошмаров, то увидел каменные стены пещеры и глаза Топаз. И в это же время это не были глаза Лотты Эссен. Она улыбнулась, и это была улыбка Топаз, но прошедшие тысячелетия изменили ее. Это была очаровательная, но повзрослевшая и помудревшая Топаз, это была помолодевшая Лотта Эссен. Вот кто встретил мой взгляд, когда я проснулся и открыл глаза. Шевельнулся и сел Муррей. Де Калб был уже на ногах и возился с фонариком, который лежал у входа в пещеру. На лице его было легкое замешательство, и я понимал его. Казалось невероятным, что спустя столько лет батарейка все еще работает. Правда, время здесь почти не сдвинулось с места за время нашего путешествия. Мы не могли говорить. Мы были слишком потрясены — ведь буквально мгновение назад мы смотрели в Лицо Эа.

Над горами все еще висело заходящее солнце. Инстинктивно я поискал глазами на склоне горы белое здание передатчика вещества, который открывал отдаленные уголки Галактики, но, увы, я увидел только девственный лес, тянувшийся до самого горизонта. У подножия горы, там, где стоял самолет Муррея, дожидавшийся нас, была хижина, где несколько месяцев назад, когда раскапывалась эта пещера, жил Де Калб. Он открыл дверь. В хижине было грязно и пыльно, но мы не обращали на это внимания. Странно, но все мы ужасно хотели спать. Странно, потому что мы только что очнулись от сна, длившегося миллионы лет.

Вот и вся история. Теперь вы знаете, почему я могу сказать и доказать, что этого никогда не происходило. Этот мир не мой, не тот, который я покинул. Не тот мир, в который проскользнула некронная смерть, когда Де Калб открыл ящик. Все это случилось когда-то, в другом мире, который уже не существует, так как мы четверо, служа оружием в руках Лица Эа, разделили Вселенную на две части. Чудовищные силы пришли в движение, когда произошло разделение Вселенной, но ни вы, ни я ничего не знаем об этом, так как это произошло далеко за пределами нашего понимания, наших отношений. Но это было! О, как это было!

Может быть, этот мир и правильный, хороший мир, но он не для меня. Здесь я снова сяду на тобогган и буду стараться схватить пролетающие мимо меня плоды. Может быть, я буду делать это и в другом мире, но никто не сможет этого сказать. По крайней мере, до тех пор, пока не попробует жить в другом мире. А я собираюсь попробовать.

Вы знаете, что в пещере на оси времени осталось четверо спящих. Если бы Де Калб поподробнее исследовал все это еще тогда, в первый раз, мы бы уже тогда многое могли предполагать. Там спят сейчас Белем, Пайнтер, Топаз и я. Да, я, Джерри Кортленд. Я сплю там. И я здесь. Вы помните того, другого, моего двойника, который вышел из кабины передатчика и упал в обморок, приняв мой разум. Мой разум полностью подавил его, и теперь я сплю там, дожидаясь своего собственного пробуждения.

Вы понимаете, что это значит? Я знаю, потому что я сам оттуда. Это был чудесный мир, и я хочу узнать его получше. Я хочу проснуться в том времени, когда человечество преодолело космическое пространство, когда перед ним открыты все миры. Я хочу быть там, и я буду.

Нет. Да…

Мне уже никогда не увидеть Топаз, не увидеть Белема, Пайнтера, мира, где они проснутся. Все дело в том, что две идентичные матрицы не могут существовать одновременно, а мой двойник имеет передо мной приоритет. Это его мир и его время. Он проснется вместе с остальными и выйдет в этот мир, а я буду спать, пока предо мной не откроется путь. Это произойдет, когда умрет мой двойник. Мне бы хотелось узнать о нем побольше, но почему-то о нем в правительственных архивах нет никаких сведений. Одет он был в лохмотья, когда я в первый раз увидел его, это могло значить, что он пришелец с отдаленных планет, где вел жизнь, полную опасностей. Может, он снова вернется туда? Может, и нет. Проснувшись вместе с Топаз, Пайнтером и Белемом, может, он предпочтет другую жизнь, и я, наверное, об этом когда-нибудь узнаю. Правда, только после его смерти, после того, как, может быть, проснусь снова.

Кто скажет, сколько лет пройдет, пока он умрет, а пока я проснусь к жизни? Может, к тому времени Топаз станет древней старухой или умрет. Этого я сейчас не знаю, более того, я не знаю даже ее настоящего имени. Она была Топаз в то время, когда я проснулся… А кем она была на прошлой неделе, кем она будет на будущей? Через год? Кто будет записывать капризы этой девушки, такой нежной и милой Топаз? Может, она позабудет меня к тому времени, как я проснусь? Для таких, как она, время летит чрезвычайно быстро. Но все это принадлежит будущему. И я тоже принадлежу ему, но не принадлежу этому миру. Он не мой, но я попробую использовать здесь все свои возможности.