Ольга Смайлер - Тростниковая птичка Страница 67

Глава 19

Когда Хло отогрелась под горячим душем и переоделась в выданную мной сухую одежду, я усадила ее в холле на диван с кружкой сладкого чая, в который щедро плеснула коньяка из Саевых запасов. Устроившись рядом я потребовала объяснить, наконец, в чем дело. Глаза Хло снова наполнились слезами. Пытаясь сдержаться, она торопливо отхлебнула из кружки, закашлялась и подняла на меня округлившиеся от неожиданности глаза. Я лишь пожала плечами в ответ — средство помогло, а побочными эффектами в данном случае я решила пренебречь.

— Да скажи уже, что случилось, — потребовала я.

— Можно я у тебя посижу? — все-таки всхлипнула Хло, — Мия бусины своему понесла…

— Брендону? Да ты что! Неужто брачные? — новость была не то, чтобы неожиданной.

— Ну, из нас всех торопыга только ты одна, — еле заметно улыбнулась Хло, раздумав реветь — нет, так… обычные понесла.

— Думаешь, возьмет? — став замужней дамой я несколько выпала из жизни маленького сообщества воинских невест.

— Из ее рук? Да он яду съест, если она предложит, — фыркнула Хло, и я удовлетворенно отметила, что коньяк продолжает действовать.

— И ты сбежала, потому что боишься, что она решит кормить его с рук ядом в вашей комнате? Помешать боишься? — я все еще никак не могла понять, что же заставило Хло выйти из теплой, уютной комнаты в непогоду.

— Да нет, он ей свой дом показать собирался, так что где поесть яду — они найдут. — Хло вздохнула, — Просто она такая счастливая, светится изнутри, ей поговорить хочется, а я… я не могу.

"Жилетка", в которую плачутся, из меня была не слишком удачная: я не умела утешать, не умела найти нужные слова — все, что я могла, это как сейчас обнять снова расплакавшуюся Хло, и молча гладить по голове.

Из сбивчивых фраз, перемежавшихся судорожными всхлипов стало ясно, что Хло тоже выбрала мужчину. Такого, что при его появлении "подгибались ноги и порхали бабочки в животе". Судя по эпитетам — контрабанда романтических книжечек в мягких розовых обложечках была поставлена на Кериме на широкую ногу. Но ситуация Хло была отнюдь не такой веселой: её избранник был женат, и брак его был не слишком удачным. Хло искренне пыталась обратить свое внимание на других претендентов, благо выбор у нее был, но ни один из них не шел ни в какое сравнение с тем, что жил в её сердце. И вот сегодня, глядя на счастливую, прихорашивающуюся Мию, Хло решила, что нашла отличный выход из образовавшегося тупика. Один из воинов отвез её в Храм, но Старшая Дочь Юстимия, поняв, что Хло никто не принуждает к браку, категорически отказалась принять её под руку Праматери, пока с момента приезда в Таншер не истечет год. Именно поэтому Хло и бродила под дождем, оплакивая и своё запретное чувство, и невозможность убежать от себя и от мира. Ноги сами принесли ее к нашему порогу, потому что, кроме Мии, я была единственной, с кем она могла бы поговорить об этом, а еще Сай на него немного похож, и вообще…

Весь монолог Хло на заднем плане зудела настырная мысль, пока я не задохнулась от невероятнейшего, на мой взгляд, предположения.

— Хло, только не говори, что это Эдвард, — неверяще попросила я.

Новый поток слез был мне ответом.

Когда я задумывался о том, что этот день настанет, я никак не мог представить, что же я буду чувствовать, какие эмоции окажутся самыми сильными: боль, отчаяние, злость? А если злость — то на себя, Праматерь или стечение обстоятельств? Не угадал: с того самого момента, как я отложил бук после окончания экстренного сеанса связи с Сониным отцом, во мне поселилась спокойная решимость. А цена… А что цена? За последние несколько лет я настолько свыкся с этой мыслью, что даже эти сумасшедшие две недели мало что изменили.

С утра небо заволокло тучами и в Таншере зарядил дождь. Все правильно — цветень, месяц, в котором я появился на свет, скоро должен был уступить свое место дожденю. Помнится в школе нарочито примитивные названия месяцев, придуманные первыми колонистами, вызывали массу шуток и будили воображение, рождавшее анекдоты, истории, и даже картинки и комиксы, посвященные керимскому календарю. Повзрослев я стал думать, что в этом было что-то еще: то ли грустная ирония, то ли тоска по корням, от которых оторвала наших предков Праматерь. Я много размышлял о тех, кто пошел за Керимой Мехди: мы знали о них все — имена, даты жизни, их взлеты и падения, и в тоже время не знали о них ничего. Почему они согласились пойти с ней, почему отдали в заложники её экспериментов своих детей и внуков, о чем они думали, на что надеялись? Я искал информацию о них по крохам, по недомолвкам и недоговоркам официальных хроник и документов, по книгам, которые они писали, по крайне редким, драгоценным личным записям, которые удавалось найти. Наверняка в подарках, которые так и остались лежать в багажнике неразобранными, была пара-тройка древних книг. Жаль, что я уже не успею их прочитать.

В доме горел свет, и я долго сидел в машине у нашего крыльца откинув голову на подголовник. Раз за разом прокручивая в голове все детали плана, который уже начал действовать, я не желал признаваться себе, что просто трушу войти в дом. Кончилось все тем, что Соня выскочила на крыльцо в тоненьком домашнем платье. Я торопливо выскочил из машины и побежал под дождем к дому, более всего желая увести ее наверх, в нашу спальню, чтобы согреть и просто молча лежать там, обнявшись, и слушать как дождь стучит по окну. Я знал, что ничего этого больше не будет, да и не должно было ничего быть, и тогда сейчас было бы куда как легче, но я оказался слаб, и расплата за слабость будет болезненной.

— Ты куда пропал? Я в окно видела, как ты подъехал и все не идешь и не идешь… — в голосе Сони была укоризна.

Я ловко развернул ее и подтолкнул в дверь, не дав себя обнять.

— Задумался. К отцу партнеры деловые приехали, нам придется съездить в Дом Старейшин, будет ужин и немного официоза.

— О, здорово! — Птичка неожиданно обрадовалась, — Как раз Хло подкинем, а то дождь такой — куда ей пешком?

Ужин стал настоящей пыткой. Меня Мне казалось, что официальный парадный костюм за время, прошедшее после свадьбы, сел на пару размеров. Узел рубашечного ворота душил и натирал шею, куртка сковывала движения, а привычные, удобные ботинки жали, но и это было не самым неприятным — я ревновал. Ревновал до дрожи, до впивающихся в ладонь ногтей, до желания разбить чего-нибудь или ввязаться в потасовку. Конечно, Сонин отец предупреждал, что в спасательной операции будут участвовать хорошие знакомые Птички, которым она доверяет. Но он ни словом не обмолвился ни про то, что ими окажутся два молодых, холеных парня в новеньких парадных мундирах, ни про то, что с Соней у них отношения более теплые, чем простое знакомство. Я смотрел, как она улыбается им, как смеется их шуткам и у меня темнело в глазах от чувства, на которое я больше не имел никакого права. Радовало одно — меня впервые совершенно не трогала Найна, сидевшая за столом с каменным выражением лица. После ужина гостей увезли Терри и Мист, которым было поручено их развлекать, и я, наконец, смог вздохнуть полной грудью. Эвакуация Птички с Керимы входила в свою решающую фазу, мне оставалось только до конца отыграть свою роль. Отец, провожая нас к выходу, впервые позволил себе на мгновенье неловко обхватить меня за плечи, и тут же стушевался, отступил. Я невесело усмехнулся — всю жизнь я старался ни в чем не походить на Эдварда, а теперь повторяю самый горький и самый правильный его поступок. Какая насмешка Праматери.