Татьяна Морозова - Коричневый Предел. Там, где зимуют раки Страница 67

Хус молча поправил резинку на волосах.

— Вот именно! — ткнул в его сторону пальцем Рифальд. — Нет таких примеров! Или жили они совсем-совсем мало, а, если и долго, то уже не счастливо. Любовь — это чувство на два, максимум на три года, а потом всё, сплошные претензии и недовольства. Поэтому, не проще ли изначально относиться к данному чувству, как к проявлению желания плоти, и использовать вожделенный объект по его прямому назначению?

— Даже так? — усмехнулся Хус. — А если вожделенный объект не хочет, чтобы его использовали, тогда что?

— Когда ты покупаешь понравившегося щенка, его мнение спрашиваешь? Разве в этот момент возникает в твоей голове мысль: ах, а вдруг, это милое создание не хочет, чтобы я стал его хозяином?

— Что за бред ты несёшь?

— Это не я, это ты несёшь бред, рассуждая о том, что у женщин необходимо спрашивать чего она хочет, а чего нет! Все они — сучки, и стоят на одной ступени с породистыми собаками. Захотел — купил, захотел — продал. Ни жалости, ни чувств к ним быть не должно. Стирать, убирать, готовить, ублажать — вот четыре основных функции женщины. Ну, и рожать, когда кто-то хочет потомство.

— Ты уверен в своих суждениях? — склонив голову на бок, спросил Хус.

— Абсолютно.

— Ну, а если женщина окажет сопротивление, не станет подчиняться твоей воле, тогда что?

— Убить, — не моргнув глазом, ответил Рифальд. — Без эмоций, просто, как бракованный материал. Десять, сто, тысячу показательных казней, с предварительными пытками, и вряд ли потом найдётся кто-то, кому захочется повстречаться с палачом.

— Эх, Рифальд, Рифальд. Это всё лишь твоя бравада, пустые слова. Много за свой век я слышал подобных речей: пылких, кровожадных. Но как только доходило до конкретного действия, тут же убегали в кусты, поджав хвост.

Не говоря больше ни слова, Хус вышел из гостиной, но вернулся буквально через пару минут, ведя за руку сонную Тануку.

— Убей её, — глядя пристально в глаза Рифальду, почти приказал он.

— Не сейчас.

— Я так и знал, — хмыкнул Хус. — Иди спать, дочка.

Рифальд сделал шаг к Тануке и, схватив за волосы, притянул к себе. Затем сорвал с девочки ночную сорочку, и резко наклонив, стал насиловать без каких-либо эмоций, прямо на глазах у её отца. Она кричала и просила о пощаде, но Рифальд не обращал на это внимания. Но самым странным было то, что Хус даже не пытался остановить его.

После того, как Рифальд кончил, он достал из голенища сапога охотничьей нож, и молча перерезал девушке горло. Хрипя и обливаясь кровью, Танука упала на пол и, дёргаясь в конвульсиях, и через минуту умерла.

— Наша беседа возбудила меня, — вытирая нож, сказал Рифальд, — глупо было бы не снять напряжение.

— А меня, своего учителя, ты вот так же, без лишних эмоций, смог бы прирезать?

Подойдя вплотную к своему наставнику, Рифальд заглянул в его глаза. Где-то глубоко в душе, он надеялся увидеть в них страх и просьбу о пощаде. Но, как ни старался разглядеть желаемое, не получалось. Во взгляде Хуса сквозила усмешка и не более того. Рифальд почувствовал, как злоба горячей волной накрывает его полностью, не оставляя ни малейшей щёлочки для дыхания. Он хотел, нет, он требовал всем своим существом, чтобы его боялись. Как жертва трясётся при виде своего палача, как добыча, впадающая в состояние паники при взгляде на охотника. В это мгновение Рифальд понял — для него главнее всего власть. Безграничная, всеобъемлющая власть, заставляющая остальных трястись от страха при одном только упоминании его имени. И никогда, никому он не простит непокорного взгляда.

Короткий удар ножом, и на рубахе Хуса выступило алое пятно. Наставник вздрогнул, приложил руку к левому боку, где возникла жгучая боль. Рубашка становилась мокрой и чуть липкой. Хус посмотрел на ладонь — кровь окрасила её в красный цвет.

— Молодец, — улыбаясь во весь рот, сказал он Рифальду. — Молодец. Значит, я не зря потратил на тебя столько времени. Ты оправдал мои ожидания, теперь ты готов. До этого попадались лишь пустозвоны, строящие из себя великих и ужасных. У которых слова всегда расходились с делом. Они не то, что меня, они даже Тануку убить не могли. А ты вот как — молча, без лишних разговоров. Правда, дочка?

— Ага, — раздался слегка низковатый голосок девочки.

Вздрогнув, Рифальд обернулся. Как не в чём ни бывало, девочка надевала ночную сорочку, поправляя растрёпанные волосы. Она посмотрела на ошарашенного Рифальда и улыбнулась.

— Другие слабаками оказались, а ты молодец. Только за волосы зачем? Я бы и сама подошла.

— Да ладно тебе, — махнул в её сторону Хус. — Ну, потянул, и что?

Рифальд перевёл взгляд с девочки на её отца. Тот заправлял в брюки рубашку, стряхивая с неё красное пятно. Кровяной след от удара ножом, ссыпался с ткани, словно пыль. Рифальду стало немного не по себе. Не от вида воскресшей девочки, и не от исчезнувшей крови — такие мелочи его не напрягали, он и сам бы смог бы выкинуть подобную шутку. Рифальд злился, что с самого начала не уловил подвох, и ещё его напрягли слова Хуса о том, что он готов. К чему готов? Для чего готов?

А Хус, словно и не торопился давать объяснений. Он подошёл к буфету, налил два бокала вина, и, подав один Тануке, чокнулся с ней. Раздался чуть слышный звон.

— За успех, дочка.

— За успех, отец.

Они оба высоко подняли бокалы, а потом залпом осушили их.

— А тебе пока ещё рано, — Хус посмотрел на Рифальда. — Сейчас отправляемся на совет Истинных. Пройдёшь испытание, затем посвящение, и вот после этого пей, сколько душе угодно.

Сглотнув слюну, Рифальд запустил обе руки себе в волосы, сжав кулаки.

— Я ничего не понимаю. И, пока ты не пояснишь, что всё это значит — с места не сдвинусь.

— Ладно, — Хус поставил опустевший бокал на стол. — Ты слышал про Орден Скорбного Дня?

— Не то, чтобы много, но слышал. Это последователи Коричневого Лорда.

— Правильно, — кивнул Хус. — Наша организация пока что малочисленна, и не так широко известна, но придёт время, и её название будут произносить с ужасом на устах. Но именно для этого, нам необходим истинный глава Ордена, тот, кто сможет повести за собой миллионы, кто не знает жалости к слабым и врагам. Долгие годы мы пытались найти достойного, и теперь всё в твоих руках. Если сумеешь пройти последнее испытание, то ряса магистра Ордена покроет твои плечи.

— Шутите?

— Нисколько. Загляни в своё сердце: разве ты не стремишься к беспредельной власти? Неужели страх и раболепие в глазах других не вызывает у тебя чувство удовлетворения и счастья?

— Согласен, — хмыкнул Рифальд. — Я бы не отказался от безграничной власти. Но тебе с этого какая корысть? Чего сам не встанешь во главе этого Ордена?