Наталия Ипатова - Король забавляется Страница 67

И было до сердечной боли обидно видеть, как тех, за кого они оба так страстно болели, по одному снимали с седел, и как они бились насмерть, справедливо полагая, что ничего лучше их все равно не ждет. Никто не сложил оружия по своей воле, и сам Валери Ферзен отмахивался своей нелепой шпажонкой, пока под ним не убили коня и не заломили ему локти к лопаткам, держа его брыкающимся на грани, где боль становится невыносимой. А он еще дергал щекой, пытаясь согнать с лица прилипшую к коже пушинку.

Площадь, хотя и с некоторым опозданием, оцепили. Число любопытствующих на ней поуменьшилось, кое-кто утек от греха: не ровен час зашибут, затопчут в неразберихе. Но все равно народ стоял плотно, а когда бунтарей повязали, вновь начал напирать, желая видеть воочию, кто это такие и чем с ними дело кончится.

Рэндалл в сопровождении Децибелла прошел туда, где у подножия эшафота Ферзена бросили ему в ноги.

— Кто-то сомневался в справедливости предъявленного обвинения? — процедил он, однако слова прозвучали достаточно громко, чтобы быть подхваченными и переданными дальше из уст в уста. — Кто-то полагал, будто государственная измена высосана из пальца? Вот вам доказательства преступного сговора. Достаточно?

— Нет, сир, — возразил ему Ферзен разбитыми в кровь губами. — В попытке спасти жизнь и честь вашей королевы измены нет. Я не умышлял ни против вашей жизни, ни против славы государства. Я кладу к вашим ногам свои любовь и верность и жизнь в придачу в обмен на жизнь и доброе имя дамы, осужденной безвинно.

Тут агнцу положено было опустить кудрявую голову и покорно ждать решения государя, но Ферзен почему-то продолжал смотреть королю в глаза. Его слова тоже повторили и понесли кругообразно, к напряженно внимавшим задним рядам. И только Аранте, знавшей на свою беду секрет, было ясно, что означает серая бледность, подступавшая к скулам короля. Потерпеть поражение — от этого! Какое болезненное унижение для человека, отобравшего королевство у лучшего врага, какого может пожелать себе мужчина.

— Глупец, — сказал король. — Ты не можешь победить.

— Знаю, — согласился Валери. — Но я мог бы показать вам пример… рыцарства, простите. Возможно, вы захотели бы обойти меня на этой дороге.

Рэндалл скривился.

— Итак, — сказал он громко, — вместо интригующей измены мы имеем здесь банальную love story. Рыцарь предлагает свою жизнь взамен жизни дамы. А я согласен. — Он указал подбородком на эшафот. — Прошу. Замените ее, мальчик, и она пойдет, куда глаза глядят, а я не стану ей препятствовать, и отныне не считаю себя связанным с нею узами брака. Слово короля. Вы, разумеется, вправе отказаться. Это ведь — смерть.

«Господи помилуй, — мысленно воскликнула Аранта, — а мы ведь его мочим прямо посреди площади, буквально ногами бьем!»

Она поднялась в ложе. Проклятое горло. Она не могла крикнуть, не в состоянии была присоединить свой голос к убеждениям Ферзена, поддержать битву, которую, сам того не зная, вел этот романтический мальчик. Поражение, по ее мнению, нужно было Рэндаллу Баккара, как воздух. В Рэндалле Баккара, потерпевшем поражение, было бы больше Рэндалла Баккара, чем в том создании, которое гнездилось в нем и из последних сил карабкалось наверх, вонзая когти в еще живые тела. Сломай ЭТО, говорил он, иначе ЭТО сломает тебя.

Брызнул грозовой дождь, ударив вперед себя коротким шквалом пыли и ветра. По зрителям хлестнуло струями, драпировки галереи взвились, как кони на дыбы. Никто особенно этого не заметил.

Руки, державшие Ферзена, разжались, он поднялся, очевидно, нетвердо держась на ногах, и Аранта поняла, что без нее не обойдется. До сих пор можно было позволить себе сидеть и переживать, но сейчас, в эту минуту бездействие будет преступным. Ничего такого особенного она не могла, ни приказ страже отдать, ни слова короля оспорить. Однако в ее силах было погрузить Ферзена в бесчувствие, сделать его механическим идиотом на последние пять минут. Ни боли, ни страха, ни осознания того, что спустя пять минут ты со всеми своими смертными грехами предстанешь перед высшим судьей. Да и какие у этого грехи! До двадцати мужчина еще мечтает о справедливости и лишь потом научается молить о милосердии. Валери сотворил невозможное — он заставил замолчать гомонящую на площади толпу. Замолчать и задуматься, прикидывая, чего ради и каковы должны бы быть обстоятельства, чтобы не другой, а ты вот так, добровольно… Нужен был идеалист-ребенок, чье воображение превосходило жизненный опыт, еще не осознавший собственную смертность и даже способность чувствовать боль, кто думает, что умирают только героями, а те, кем ты восхищался, не отнимают жизнь походя, забавы ради, и не оскорбят насмешкой твое высокое служение. Потому что иначе — да кто ж на такое пойдет! Он двигался вперед, и в толпе, где почти каждый был его выше, был почти не виден. Иди. Не думай ни о чем. Поднимайся по ступеням. Вставай на колени…

Венона Сариана подняла руку к лицу, отделила от него стеклянную, покрытую мелкими росинками маску и бросила ее оземь, проигнорировав очередной на сегодняшний день судорожный вздох толпы, когда драгоценная безделушка брызнула осколками на булыжник. Ливень, разошедшийся в свое удовольствие, разобрал ее высокую затейливую прическу на пряди. Они упали на лицо и струились в потоках воды, как черные водоросли, так, что было практически невозможно разглядеть его черты. И это выглядело как насмешка теперь, когда уже совсем не имело значения.

— Я задолжала вам, Ферзен, — сказала она. — Ладно, так и быть. Я люблю вас.

И только Аранта разглядела в ее словах глубокую усталость и ложь. И взгляд отвела в момент удара, чувствуя себя так, словно они проиграли все. Ну да ей не привыкать! Она не гордая. Она может себе это позволить.

— Никто, — прочитала она по шевельнувшимся губам Рэндалла, — не посягнет на мое безнаказанно.

— Ну и зачем? — спросила она, когда Рэндалл вновь оказался рядом с ней, в ложе, выложенной подушками. Площадь пустела понемногу, а приближенные терпеливо ждали, когда поднимется их царственная пара. В их множестве Аранта разглядела высокопоставленных чиновников тайного приказа: видно, Рэндалл желал не откладывая заняться делом Башни.

— Какая муха тебя укусила?

— Разве на смертном рубеже допустимы такие игры? Какой тогда вообще смысл в процедуре правосудия и казни?

— Разве не случилось все по твоему желанию? — притворно изумился Рэндалл. — Действительно, какой смысл в отправлении правосудия, если каждый идиот или родственник может явиться к лобному месту, устроить там бузу, а потом, будучи прижат к земле лопатками, произнести несколько прочувствованных слов, все прослезятся, и наступит царство милосердия и справедливости? Что, аплодисментами его награждать? Нет, правосудие стоит дорого.