Княжич Юра - Михаил Француз Страница 68

Сначала, рассадка по рабочим местам… И, какое же место выпало мне? Есть догадки? Ха! Естественно — «место Главного Героя»! То есть, задняя парта возле окна. Кто бы ещё сомневался-то!

С другой стороны, а как могло быть иначе? Самый высокий мальчик в классе. С хорошим зрением. С относительно тихим и спокойным поведением. Куда ещё меня сажать, как не на последний ряд? Вперёд? Чтобы своей «широкой спиной» и долговязой фигурой перекрывал обзор другим ученикам?

Другое дело, что за одну со мной парту угодила и Алина. Та самая Алина, что участвовала в давешнем разговоре и ещё подмигнула мне тогда. Но, опять же: не придерёшься — одна из самых высоких девочек в классе. И тоже с отменным зрением и спокойным поведением. Так что выбор места учителем для неё формально обоснован.

Алина Ивановна Милютина… Которая обмолвилась про «наш банк», в Правлении которого не помешал бы свой Долгорукий. Ещё бы узнать, что там за банк такой… Но, без наличия телефона с доступом к Всесети под рукой, последнее не представлялось возможным. Однако, по возвращении домой, обязательно стоит исправить это вот упущение и разузнать всё, что возможно о моих одноклассниках. Очень уж проскочивший разговор красноречиво намекал на то, что детишки в этой вот «СОШ» совсем не простые. Да и не только разговор. Про само КПП ведь я уже упоминал. А вот про то, что большую часть детей к этому КПП подвозили совсем недешёвые по внешнему виду тонированные легковые автомобили — говорю сейчас. Для них, для этих автомобилей, даже специальная парковка рядом с воротами была выделена. А личный автотранспорт в Москве, напомню — редкость. И редкость статусная.

Потом, после рассадки по своим местам, новым и новым-старым — далеко не всех пересаживали, настало время следующего вопроса: выборы «актива класса». То есть: Старосты, заместителя Старосты и ещё каких-то уже более номинальных должностей, вроде «физорга» или «редколлегии». Я, слава великому Писателю, ни на одно из этих «геморных» местечек не угодил.

Потом была раздача расписания, обсуждение учебников, списка ближайших школьных мероприятий, дежурства в классе, работы кружков (а тут и таковые, оказывается, имелись), ни и, собственно, конкретного завтрашнего учебного дня: времени прибытия, количества уроков, времени обеда и прочих важных, но малоинтересных вещей. Вроде того, во сколько и через какую дверь нашему классу рекомендуется заходить завтра на территорию школы.

И… всё. Первый школьный день на этом заканчивался. А значит, можно было идти домой.

И я пошёл. Собрал свои вещи и пошёл. Я ведь та ещё антисоциальная личность. В отличие от других, ни в одном школьном кружке ведь не состою. Такое, правилами школы запрещено не было. Однако, и не приветствовалось. Остальные, по крайней мере, большая их часть, внеурочной деятельностью в школе, в той или иной форме, в том или ином объёме занимались. И сегодня кружки уже работали.

Вот только, далеко уйти не успел. Не дальше двери из класса, как был остановлен учительницей, напомнившей, что дежурство по классной комнате, в этом году, начинается как раз с нашей с Алиной парты. Тем более, что ни у меня, ни у неё, сегодня кружков нет. И приниматься за уборку класса можно уже сейчас, сразу, как разойдутся по своим делам все остальные.

И об этом, на «классном часу» говорилось. Просто я, пребывая в своих мыслях, этот момент прослушал. От того и стоял теперь с таким растерянным видом.

Не долго стоял. Секунд пять. Потом пожал плечами, вернулся к своей парте, положил на неё портфель, засучил рукава и, подхватив ведро, спокойно двинулся к туалетным комнатам за водой… Под гробовое удивлённое молчание всего класса. И их же недоуменные взгляды.

Почему на меня так смотрели, я понял только через пару минут, когда уже довольно далеко отошёл от класса. Понял, что поступил не так, как поступил бы до каникул. Как и поступал в таких случаях раньше всегда: просто ушёл бы домой, не став ничего убирать или с кем-то спорить. Помнится, в прошлом году у меня даже несколько воспитательных бесед по этому поводу с классным руководителем было, где она пыталась достучаться до моей сознательности. Не смогла. Так как не было у меня никакой сознательности. И плевать мне было на школу с её правилами. И на одноклассников.

Те, кстати, пару раз пытались мне как-то высказать своё коллективное «Фи!» по этому поводу, но мне было точно так же «накласть» и на одноклассников. Я их и за людей-то не считал — так, статисты и декорации. Бездари и простолюдины.

Побить меня, правда, так ни разу, за это моё отношение, и не решились — всё ж, я был выше и крупнее, а «масса» всё-таки «решает». Да и, как теперь понимаю, фамилии моей побаивались даже больше, чем «массы». Всё ж, родной сын Князя — мало ли…

А сейчас вот, пожал плечами и пошёл за водой. Достаточно резкое и радикальное изменение в поведении. Примерно такое же радикальное, как и во внешности. Однако, комментариев по этому поводу ни от кого не последовало… пока я ещё мог их слышать. После-то, уверен, мою выходку обсудили все и со всеми. Даже слегка интересно стало, какие именно версии кем выдвигались. Думаю, самыми популярными будут две: что я на каникулах от отца взбучку получил, или, что в Алинку втюрился… Какая будет популярнее, вряд ли мне когда-то доведётся узнать.

Я даже слегка развеселился, гоняя в голове эти мысли, пока промывал и ополаскивал ведро, пока наливал воду, пока шёл назад к классу. Когда вернулся, там уже никого, кроме Алины не было — все разошлись по своим кружкам и занятиям. Даже классная куда-то удалилась, хотя вещи свои на учительском стуле и оставила, что означало, что планирует ещё за ними вернуться.

— Как распределимся, Юр? — спросила меня девочка.

— Протри доску, посмотри цветы и подоконники, а я пол подмету и промою, — снова пожав плечами, предложил вариант я. В принципе, в классе и так было более-менее чисто: первое сентября — считай, ещё лето на дворе. Да и переобуваются все. Для этого даже специальные именные шкафчики, как в тех же японских школах мира писателя, на входе стоят. Бумажек и жвачек