Кирилл Шатилов - Кровь и грязь Страница 68

Анора читала на лице впавшей в задумчивость подруги всю ту борьбу, которую бедняжке предстояло пережить, чтобы принять единственно правильное решение. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что навела ее на мысли, исход которых вполне мог помешать их дружбе, однако надеялась, что этого не произойдет. Если женское начало одержит в Орелии верх и она вернется-таки к Биринею, ей, Аноре, тоже кое-что перепадет. Нельзя сказать, что этот Вил ей понравился, однако при всей его чудаковатости в нем чувствуется искренность и, если ощущения ее не обманули, неподдельное восхищение. Нет, конечно, ей не показалось, будто она знает его давным-давно, она, разумеется, не купилась на его обращения к себе как к жене, но имя его она слышала и раньше, слышала, чего греха таить, с интересом, потому что оно было изначально окружено ореолом тайны. Немудрено, ведь он пришел оттуда, откуда еще никто из вабонов не возвращался, да к тому же не с пустыми руками. Едва ли Ракли принял бы его с таким радушием. О нем рассказывал отец, видевший и трогавший доспехи Дули. Кстати об отце. Он вот-вот вернется и обнаружит, что дверь заперта на засов. Нехорошо может получиться. Нет, он не отругает ее, но зачем давать ему повод для размышлений. Орелия ему, разумеется, нравилась, она вообще всем нравилась, однако кто знает, чем занимаются две девушки наедине да еще взаперти.

Словно в продолжение ее встревоженных мыслей во входную дверь постучали. Торопливо ныряя головой в платье, Анора уже знала, что это может быть только отец.

От внешнего мира и посторонних глаз дом самого богатого во всем Вайла’туне торговца закрывал роскошный сад, а охранявшие его и днем и ночью стражи, приставленные по распоряжению самого Ракли, сводили на нет необходимость запирать двери на засов, как то вынуждены были делать многие обитатели обычных изб и даже некоторые не слишком состоятельные эдели. Содержать собственное, пусть даже маленькое войско, не дозволялось никому, однако некоторым особо приближенным к замку семействам хозяин Меген’тора в виде исключения присылал в помощь своих надежных виггеров, и те верой и правдой служили охранниками, одновременно, как тихо добавлял Скирлох с видом заговорщика, донося обо всем, что видели или слышали, непосредственно Ракли. Ничего не давалось в этой жизни просто так.

Как бы то ни было, предполагалось, что их дом если и следовало запирать, то разве что на ночь. В противном случае это могло означать, что хозяевам есть что скрывать — друг от друга или, что еще зазорнее, от верных — только вот кому? — стражей.

Он вошел, веселый и возбужденный, одной рукой обнял отступившую с порога дочь, послал взмах приветствия притихшей на всякий случай Орелии и порывистым, как всегда, шагом направился к печи.

— Протопили? Молодцы! — воскликнул он, трогая ладонью горячие камни и заглядывая в кастрюли. — Пить хочу — сил нет!

— Садись, я за тобой поухаживаю, — предложила Анора, довольная, что отец слишком занят собой, чтобы замечать окружающее. — Есть будешь?

— Какое там «есть»! — Скирлох плюхнулся за стол, откинулся на спинку стула, напоминающего трон, и перевел дух. — Столько дел навалилось с утра! Выпью, чуток передохну и дальше побегу.

Орелия осталась стоять в стороне, не решаясь подсесть к нему, хотя в этом ничего зазорного ни для нее, ни для него не было. Скирлох уважительно относился к ней и ее отцу. Нельзя сказать, чтобы их с Олаком связывала дружба, но они были ровесниками, оба — эделями, их дочери много времени проводили вместе, и хотя отец Орелии не славился нажитым за время службы состоянием, сама по себе эта служба при родном, а теперь и единственном сыне Ракли дорогого стоила.

В отличие от всегда поджарого и жилистого Олака Скирлох за последнее время заметно раздобрел, заполучил второй, а заодно и третий подбородок, плохо скрытый клочковатой черной бородой, отпустил внушительное брюшко, на всякий случай поддерживаемое широким кожаным поясом прямо поверх длинной рубахи навыпуск, а со спины являл собой средних размеров сундук, поставленный на коротенькие ножки.

— А вы почему тут сидите? Ты же мне говорила, что вы сегодня куда-то собираетесь.

— А мы и собираемся. — Анора поставила перед отцом дымящуюся кружку и блюдо с пышными булками. — На рынок уже сходили. Вечером пойдем на эфен’мот.

— К кому?

— Ну я же уже тебе говорила! К Кадмону, — видя непонимание во взгляде отца, поспешила добавить: — Сыну Томлина.

— Ах да, припоминаю. — Скирлох мигом расправился с двумя булками и лишь тогда взялся за кружку. — Ведите там себя хорошо, мои дорогие. И не только потому, что Томлин, как вы знаете, слывет доверенным ростовщиком Локлана. — Он подумал и все-таки забрал с блюда последнюю, третью, булку. — Я почти уверен, что сегодня там соберется немало важных гостей. Со всеми оставайся любезна, Анора. Музыканты будут? Не спеши воротить нос, как ты умеешь, если кто-нибудь пригласит тебя потанцевать.

— Отец!

— Знаю-знаю. Молчу, радость моя. Делай что хочешь и до конца жизни оставайся не при делах.

— А у тебя на уме, конечно, одни только «дела»!

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. — Скирлох покосился на Орелию, которая очень внимательно изучала какую-то дурацкую рыбацкую шляпу. — Пора остепениться. Мы с твоей матерью… кстати, где она?

— … все утро пыталась тебе сказать, что едет к бабушке Гейс на пару дней, чтобы помочь ей с дровами на зиму.

— Да? Неудивительно, что я пропустил мимо ушей такую глупость. Дрова можно оплатить, и их в два счета привезут. С какой стати мотаться в такую даль?

— Это повод. — Анора хотела подложить на блюдо еще булок, но Скирлох остановил ее руку.

— Что ты сказала? Повод?

— Ну да, чтобы отвлечься.

— От чего это?

— То-то и оно, что не от чего. Мама давно уже ровным счетом ничем не занимается. Ты освободил ее от всех забот и работ. Даже по дому.

— Ого! Скажите пожалуйста! Какой я, оказывается, негодяй.

— Никто этого не говорит. Мы все тебе благодарны. — Она обняла отца за шею. — И все любим. Но маме иногда, очень редко, тоже хочется быть кому-то нужной.

— Она нужна мне. Тебе. Разве нет?

— Думаю, тебе стоит просто почаще ей об этом напоминать.

Скирлох мгновение выглядел растерянным и даже отчасти расстроенным. Убедившись, что в действительности ничего страшного не произошло, он оглянулся на Орелию и сказал, понизив голос:

— Анора, твоему отцу сегодня очень крупно повезло. Скоро мы будем богаты.

— То есть ты имеешь в виду, что сейчас мы еле-еле сводим концы с концами?

— Вот видишь, ты даже не понимаешь, о каких деньгах я говорю. Тот парень, помнишь, я рассказывал тебе о новом строителе, которого где-то откопал Локлан?