Надежда Попова - Natura bestiarum. Страница 68

Бойцы зондергруппы говорили правду — в том, что касалось скорости атаки, волк и в самом деле уступал любому, даже самому неопытному стригу, однако сейчас этого хватило с лихвой. Левая рука, держащая оружие, онемела, и, сжав кулак крепче, чтобы не выпустить рукояти, Курт лишь надеялся на то, что у него это получилось — пальцы не чувствовались вовсе. Пасть, жаркая и смрадная, возникла перед самым лицом, лязгнув зубами; он дернул головой, отпрянув, и напрягся, пытаясь вскинуть словно окаменевшую руку с клинком, слишком длинным для удара в таком положении. Где-то на краю видимости в мутном невидимом солнце сверкнула сталь, и лишь по этому неясному отблеску Курт понял, что рука двигается. Меч пошел в сторону, но ни на что большее замерзшие и одеревеневшие от удара мышцы сейчас были не способны, и когда челюсти клацнули снова, увернуться до конца он на этот раз не успел. Под рукой снова ощутилось сопротивление пронзаемой плоти в один миг с тем, как голову прострелило резкой болью, коже лба стало горячо от плеснувшей на него крови, а правый глаз словно искусный палач выхватил из глазницы одним резким рывком. Уже совершенно ослепнув и оглохнув от пронзительного звона в ушах, Курт услышал рык пополам с болезненным визгом, и тяжесть волчьей туши исчезла, позволив, наконец, дышать почти полной грудью.

— Подымайся! — пробилось сквозь все нарастающий звон, и за плечо ухватились чьи-то пальцы, помогая встать.

В вертикальное положение Курт возвратился с усилием, голова кружилась, словно ночная бабочка у выставленного на крыльцо фонаря. Звон стихал с неохотой, позволяя слышать лишь обрывки слов и путая мысли, горячо было уже всей половине лица и, судя по теплоте на шее, кровь тонким ручейком текла за ворот. Правая глазница пульсировала жаркой болью, отдаваясь под макушкой и в затылке; дороги он не видел и шел, пошатываясь, вслед за направляющей его рукой.

— Открывай! — рявкнул голос Ван Алена рядом, и до слуха донесся удар в доски двери. — Живо!

Того, как скрипнул засов, Курт не слышал и открытой двери не видел, снова идя вперед за рукой, тащившей его за плечо. Позади грохнула запираемая дверь, и все та же рука протащила его вперед, усадив на скамью и прислонив к столу спиной.

— Черт! — сквозь все более тихий звон донесся задыхающийся голос Карла Штефана. — Черт, вот черт! Чертова шуба спасла! Ни царапины — смотри, одни синяки!

— Бедняга Вольф спасает тебя вот уже второй раз, это Господь дает тебе время одуматься и раскаяться…

— Заткнитесь оба! — прикрикнул Бруно с давно не слышимым от него озлоблением, и в тотчас наставшей тишине прозвучало уже рядом, сдавленно и тускло: — Господи…

— Пусти, — приказал голос охотника, и за подбородок, поднимая лицо кверху, взялись ледяные пальцы.

— Почему он зверь? — сорвано выкрикнул Штефан. — Почему он сейчас — зверь?! Сейчас, черт возьми, утро, ты говорил, что он человек, он должен быть человеком днем, почему он зверь?!

— В каком смысле зверь? — растерянно уточнил рыцарь, и Ван Ален повысил голос, перекрывая вновь назревающий шум:

— После! Заткнулись все быстро, или я за себя не отвечаю! Не дергайся, — предупредил охотник, повернув голову раной к себе, и Курт сжал зубы, когда тот, отирая кровь, провел ладонью по лбу. — Порядок. Глаз цел.

— А столько крови… — проронил нерешительно помощник, и сквозь красную пелену он разглядел, как Ван Ален отмахнулся:

— Раны на голове всегда кровят дай Боже. Голова тоже цела — просто два небольших пореза, немного оцарапана кость и бровь задета… А ты везунчик, Молот Ведьм. Могли ведь и котелок оттяпать.

— «Везунчик» — это, думаю, ты поспешил, — отозвался он с усилием, приняв протянутый кем-то клочок мягкого полотна, и, отерев глаз, прижал ткань ко лбу. — Если судить по опыту таких же счастливчиков из нашей зондергруппы, жить мне осталось часов десять.

— Почему? — оторопело переспросил рыцарь и запнулся; Курт вздохнул:

— Вот поэтому. Как уже не раз говорилось — доставшиеся от них раны это всегда заражение и смерть; ампутация поврежденной части тела еще оставляет шансы на то, чтобы выжить, однако с головой провернуть подобный фокус весьма проблематично… Ну, — усмехнулся он, поморщась от вновь отдавшегося под макушкой звона и болезненного прострела в глазу, — как тебе, Бруно? Продолжим диспуты об избранности или все же признаем существенную значимость случайностей в нашей невеселой жизни? Согласись, смерть для избранника Господня довольно дурацкая.

— Ты уверен, что нет никаких способов справиться с инфекцией? — уточнил Бруно угрюмо, и он отмахнулся свободной рукой, с удивлением заметив, что все еще сжимает в ней оружие.

— Проверено все, что только могли придумать наши эскулапы, — возразил Курт, бросив меч на пол у ноги, и покрутил плечом, проверяя целость костей и связок. — Доживу в лучшем случае до вечера, посему ночью вас будет на одного человека меньше; возьмите это в расчет.

— Вы так спокойно говорите об этом, майстер инквизитор…

— Мое отношение не только к чужой жизни столь философское, господин фон Зайденберг. На такой работе как факт принимается мысль о том, что старость есть перспектива туманная и скорей всего мифическая.

— Если дашь слово, что не будешь цепляться к моему брату, — с нотками нескрываемого самодовольства произнес Ван Ален, — я скажу, что тебе поможет.

— А если не дам — неужто позволишь мне сдохнуть? — усмехнулся Курт, склонив голову набок, чтобы сочащаяся сквозь ткань кровь не лила в глаз. — Не верю.

Мгновение охотник смотрел на него пристально, то ли пытаясь понять, насколько он серьезен, то ли и впрямь обдумывая эту мысль, и, наконец, отмахнулся.

— Черт с тобой, — приговорил Ван Ален, отложив оружие на стол. — Но учти: ты мне будешь обязан жизнью, и когда все закончится, я с тебя что-нибудь стребую.

— Ну так учти и ты, — заметил Курт серьезно, — что я, как и все люди, неблагодарная сволочь.

— В этом не сомневаюсь, — так же нешуточно отозвался охотник, сняв куртку и бросив ее на скамью. — Итак, как я уже заметил в вечер нашего знакомства, парень ты небедный, стало быть, при хороших деньгах. Мне нужны пять талеров. Лучше поновей.

— Не дороговато ли берешь за врачевание? — усомнился Курт, кивнув помощнику, и тот метнулся вверх по лестнице бегом.

— Воды, — продолжил Ван Ален, обратясь к трактирщику. — На огонь и довести до кипятка. Чистую ткань. Спирт.

— Что здесь случилось? — из-за пределов видимости, с верхней площадки лестницы, донесся напряженный голос Амалии, и вслед за ней ахнула Мария Дишер.

— Боже мой… — испуганно пробормотала она и, судя по дробному топоту, сбежала по лестнице вниз. — Ян, что случилось? Почему кровь?