Патриция МакКиллип - Арфист на ветру Страница 69

Моргон ощущал борьбу в душе Хьюриу Имриса, раненого и одинокого, пытающегося понять, что за вихрь бушует на его земле. Его телу недоставало сил для такой муки, и он умер, всеми покинутый, слыша грохот валов и вопли умирающих на равнине. Моргон ощутил, как жизненная сила короля вернулась в землю Имриса. А на поле битвы Астрин, оборонявшийся не жалея сил, вдруг попал под удар безмерной скорби и того неведомого, что пробуждалось вокруг.

Его скорбь вновь пробудила горе Моргона и его память о Высшем, о Хьюриу, о самом Обитаемом Мире, доверенном его заботе и гибнущем вместе с ним. Разум его сосредоточился на звуке арфы, который также был призывом к южному ветру, обжигающему Задворки Мира. Звук за звуком, всем существом настроенный на печаль, он созвал освобожденные ветра обратно на Равнину Ветров.

Они явились с пустошей севера, пылая холодом; напитанные дождем – с Задворок Мира; отдающие солью и снегом – с моря; пропахшие сырой землей – с Хеда. Они были сокрушительны. Трава легла плашмя от края до края равнины. Они сорвали с неба все цвета, они выворотили с корнем огромный дуб на границе великого поля. Они рыдали во тьме его горя, раздирали воздух своими яростными острыми когтями. Они, словно мякину, разметали великие воинства. Перед ними бежали кони с опустевшими седлами; мертвецы растворялись среди воспоминаний; щиты взлетали в воздух, точно листья; мужчины и женщины простирались по земле, пытаясь найти укрытие. Даже Властелины Земли были остановлены – ни в одном из обличий они не могли одолеть бешенство ветров.

Моргон, разум которого раскололся на отдельные ноты, порывался все привести в порядок. Басовый северный ветер гудел в нем, Моргон наполнил этим звуком свой разум, пока не стал содрогаться, точно самая низкая из басовых струн арфы. Когда он смог совладать с собой, потянулся к иному голосу, тонкому и страстному, зовущему с отдаленных Задворок Мира. И тот прожег его ум пугающе и пряно, и Моргон запылал вместе с этим голосом, впитал его в себя. Третий ветер, проносящийся над морем, сотряс его своей бурной песней. Моргон выплеснул эту песнь обратно, преобразовал голоса в себе, насыщая ветра нежностью. Валы, вздыбившиеся у берегов Хеда, стали униматься. Новый ветер пел в его душе о зимней тишине на Исигском перевале и музыке арфы, все еще эхом отдающейся во мраке горы Эрленстар. И он создал из тишины и мрака собственную песнь.

Едва ли он следил за умами Властелинов Земли, пока бился за господство над ветрами. Мощь ветров заполняла его, бросала ему вызов – и все-таки защищала. Ни один разум на равнине вокруг него не мог коснуться того, кого окутали все ветра мира. Какая-то далекая его частица обозревала мир, с которым он был связан. Воины бежали в окрестные леса, бросая оружие, будучи не в силах даже унести раненых. До самых Кэйтнарда, Кэруэддина и Хеда доносился шум его борьбы с ветрами. Волшебники оставили равнину; он ощущал теперь, как пролетают мимо волны их мыслей, вызванные их изумлением и страхом. Над равниной поплыли сумерки, пришла ночь, а он продолжал бороться с холодными, могучими, воющими по-волчьи ветрами тьмы.

И вот он стал управлять их силой с большей точностью. Теперь он мог вознести восточный ветер на вершину каменного кургана близ себя и пустить камни по всей равнине. Мог подобрать с земли одну-единственную снежинку или перевернуть какую-нибудь из упавших на землю стражей Моргол, чтобы рассмотреть ее лицо. Вдоль обеих границ равнины всю ночь горели сотни костров, вокруг которых обессиленные мужчины и женщины ждали, пока он, миг за мигом, вырывал их судьбы из проходящих часов. Они ухаживали за ранеными и думали о том, суждено ли им вообще пережить переход власти от Высшего к его наследнику. И наконец он послал им зарю.

Она явилась как единственный глаз, взирающий на него сквозь белый туман. Он отпрянул с руками, полными ветров. Он был один в тихой-тихой равнине. Властелины Земли перенесли свои силы на восток и двигались через Рун. С мгновение он стоял не двигаясь, задаваясь вопросом, прошла ли для него единственная ночь или целая сотня лет. Затем отвратил свой разум от ночи, чтобы взять след Властелинов Земли.

Да, они шли через Рун. Бежали. Города и усадьбы, дома знати лежали в развалинах; поля, сады и леса были разворочены и спалены грозной мощью. Взрослые, дети, животные, угодившие под их мысленный натиск, были убиты. Когда его сознание двигалось пустошами, он чувствовал, как назревает в его существе песнь арфы. Ветра, которые он обуздал, отозвались на нее, гневные, опасные, выбивающие его из собственного облика до тех пор, пока он не стал получеловеком-полуветром, арфистом, выводящим гибельную песнь на арфе без струн.

Тогда он взял свою мощь, погребенную некогда под руинами великих городов по всему Имрису. Он ощущал ее в разуме Высшего, и теперь понял наконец, почему Властелины Земли боролись за взятие этих городов. То были каменные курганы, разрушенные памятники их мертвых. Великая мощь лежала и дремала под землей тысячи лет. Но, как и мертвецов Ана, эти души можно было призвать воспоминаниями, и Моргон, мысль которого скользила под камнями, внезапно разбудил их своей скорбью. Он не видел их. Но на Равнине Ветров и на Равнине Королевских Уст, в развалинах по всему Руну и восточному Умберу собиралась мощь, нависавшая над камнями, точно зловещее, невыносимое стеснение в воздухе перед грозой. Его ощутили в Кэруэддине и в городах, до сих пор не обращенных в руины. Никто не говорил ни слова на той заре. Все ждали.

Моргон начал двигаться через Равнину Ветров. Воинство мертвых Властелинов Земли шло с ним, текло через Имрис, разыскивая живых Властелинов, чтобы покончить с войной. Ветра, выследив того или иного врага, выгоняли его из образа камня или листа, где он скрывался; мертвые же молча, безжалостно и целеустремленно вели их прочь из страны, которую они когда-то любили. Они рассеялись по Задворкам Мира в сырых темных лесах, по нагим холмам, по заледенелым Лунголдским озерам. Моргон, впереди которого бежали ветра, а позади шагали мертвые, преследовал их на пороге зимы. И он гнал их, гнал столь же неотвратимо, как когда-то они его, к горе Эрленстар.

Они попытались дать ему последний бой перед тем, как он заставил их войти в гору. Но мертвые обступили его, точно каменные стены, а ветра разыгрались, как никогда. Он мог бы истребить их, лишить могущества, как пытались обойтись и с ним. Но отблеск их красоты сохранился в Рэдерле, напоминая ему, какими они, возможно, были когда-то; и у него не поднялась рука для того, чтобы уничтожить Властелинов. Он даже не тронул их мощь. Он загнал их в гору, и они тут же бежали от него в образах воды и самоцветных камней. Он запечатал все входы и выходы, все лазейки, все пещеры и тоннели, все шахты и скрытые ручьи, поверхность земли и недра скалы – запечатал своим именем. Среди камней и деревьев, света и ветра, вокруг горы – всюду он расставил мертвецов, повелев неусыпно охранять все подступы к горе. Затем он выпустил ветра из своей песни, и они повлекли зиму из северного края по всему Обитаемому Миру.