Первый урок Шоломанчи - Наоми Новик Страница 7

сама понятия не имею. Если вы когда-нибудь воображали себе наших первобытных предков, которые смотрели в черноту, полную мерцающих светлых точек, гадая, что же там такое… ну, наверное, в этом есть что-то общее с тем, как мы сидим в дортуарах Шоломанчи, глядя в абсолютную тьму вокруг. Охотно сообщаю вам, что ничего приятного и утешительного в этом нет.

Но благодаря тому что школа почти полностью находится в пустоте, скучные законы физики на нее не действуют. И мастерам, строившим ее, было гораздо проще придать школе нужный вид. Чертежи развешаны повсюду, и когда мы смотрим на них, наша вера укрепляет исходную конструкцию – как и хождение по бесконечным лестницам и коридорам, и надежда на то, что аудитории окажутся там, где мы видели их в последний раз, и что вода будет литься из кранов, и что все мы продолжим дышать. Хотя если бы вы попросили инженера взглянуть на школьный водопровод и вентиляцию, он бы совершенно точно сказал, что для нужд нескольких тысяч подростков всего этого физически недостаточно.

Это, конечно, очень здорово и чрезвычайно умно со стороны сэра Альфреда, но проблема жизни в поддающемся убеждению пространстве заключается в том, что оно поддается всему. Когда ты бежишь по лестнице вместе с шестью одноклассниками, отчего-то дорога до аудитории оказывается вдвое короче. Но ползучее ощущение тревоги, которое вселяется в тебя, если нужно спуститься в сырой неосвещенный подвал, полный паутины, где наверняка обитает нечто ужасное, тоже воздействует на школу. Злыдни охотно подкрепляют это убеждение. Каждый раз, когда ты делаешь что-нибудь из ряда вон выходящее, например в одиночку идешь в мастерскую после ужина (в это время никто не пойдет вниз по доброй воле), лестница может завести тебя в такое место, которого нет на чертежах. И ты не обрадуешься встрече с тамошними обитателями.

Поэтому, как только ты понимаешь, что нужно сделать что-то необычное, принимайся за дело поскорее. Не давай себе (и школе) времени задуматься. Я устремилась к ближайшей лестничной площадке, а когда мы с Орионом отошли подальше от остальных, процедила:

– Что именно в словах «отвали от меня» тебе непонятно?

Орион шел рядом со мной, ссутулившись и сунув руки в карманы; но тут он вскинул голову:

– Но… ты сама сказала: пошли…

– То есть нужно было послать тебя при всех после того, как стало известно, что ты меня типа спас?

Он остановился посреди лестницы и начал:

– Я…

Мы находились между этажами, далеко от площадки, и ближайшим источником света, еще не до конца потухшим, была шипящая газовая лампа в двадцати шагах за спиной. Наши тени падали на ступеньки перед нами. Остановиться хоть на долю секунды значило напроситься на неприятности.

Я продолжала идти – потому что я не дура – и уже спустилась на две ступеньки, когда поняла, что Орион застыл на месте. Пришлось схватить его за руку и потянуть:

– Не сейчас. Что с тобой такое? Нарываешься на встречу с новыми прекрасными злыднями?

Он покраснел и зашагал следом, еще упорнее глядя в пол. Моя реплика не блистала остроумием, но, похоже, мне удалось его уязвить.

– Тех, что сами к тебе лезут, недостаточно?

– Не лезут, – коротко сказал он.

– Что?

– Они ко мне не лезут. Никогда!

– Что, злыдни на тебя не нападают? – негодующе спросила я. Он дернул плечом. – А откуда тогда взялся пожиратель душ?

– Я просто вышел из душевой! И увидел, как его хвост исчезает у тебя под дверью.

Значит, Орион действительно меня выручил. Час от часу не легче.

Пока мы шагали вниз, я усиленно размышляла над его признанием. Конечно, в этом есть своя логика: зачем чудовищу нападать на великого героя, который с легкостью разнесет его на части? Но позиция Ориона была мне непонятна.

– И ты решил прославиться, спасая остальных?

Он снова пожал плечами, не глядя на меня. «Нет».

– Тебе что, нравится драться со злыднями? – продолжала я, и Орион опять покраснел. – Ты какой-то очень странный.

– А ты разве не любишь упражнять свою способность? – спросил он.

– Моя способность – массовое уничтожение. У меня мало возможностей потренироваться.

Он фыркнул, как будто я пошутила. Я не стала его убеждать. Нетрудно заявить, что ты могущественная темная колдунья: никто не поверит, пока не получит доказательства, причем неопровержимые.

– В любом случае – откуда ты берешь силу? – Я часто об этом задумывалась. Любая способность упрощает наложение заклинаний определенного типа, но все-таки даром это не дается.

– У них. У злыдней. Я убиваю чудовище и забираю силу, чтобы наложить следующее заклинание. Или, если запаса мало, немножко одалживаю у Магнуса, или у Хлои, или у Дэвида…

Я скрипнула зубами:

– Понятно.

Он назвал имена других учеников из нью-йоркского анклава. Понятно, что они делятся силой – и конечно же у них есть свои артефакты, наподобие моих кристаллов. Не считая того огромного хранилища, которое наполняли все ньюйоркцы в течение последних ста лет. У Ориона буквально был аккумулятор, откуда он мог черпать энергию для подвигов; а если он извлекал ману из убитых злыдней (но как?), возможно, он даже не нуждался во внешних резервах.

Мы достигли этажа, на котором находилась мастерская. Ниже был этаж выпускного класса, и оттуда на лестницу пробивалось слабое сияние. Но в коридоре с аудиториями царила непроглядная чернота: свет не горел. Я мрачно заглянула в арку, когда мы ступили на площадку. Вот к чему привели несколько секунд колебания. И если злыдни не охотились за Орионом – значит, все притаившееся в коридоре должно напасть на меня.

– Я пойду первым, – предложил он.

– Даже не сомневайся. И свет тоже будешь держать.

Орион не стал спорить, просто кивнул, вытянул левую руку и зажег ее, используя облегченную версию испепеляющего заклинания, которым он убил пожирателя душ. У меня задергался глаз. Он собирался вот так взять и зайти в коридор! Я оттащила Ориона, осмотрела потолок и пол, потыкала в стены. Объедатели, которые некоторое время голодали, прозрачны, и если такая тварь распластается тонким слоем по поверхности, ее не заметишь, пока она не обернется вокруг тебя. Через эту площадку проходит много народу, поэтому у объедателей она пользуется популярностью. В начале года им попался один среднеклассник, бегущий на урок; он потерял ногу и почти всю левую руку. После этого он долго не продержался.

Но вокруг площадки было чисто. Я никого не заметила, кроме липуна, прячущегося под одной из газовых ламп – размером не больше мизинца, поэтому даже время на него не стоило тратить. К его панцирю прилипли только две гайки, половинка леденца