Вадим Панов - Занимательная механика Страница 7

— А твоя жена?

— Она в доме. А мы поедем в квартиру.

— Как скажешь.

Юноша проводил друга взглядом, лениво глотнул «Маргариту» и свысока покосился на бывших приятелей. Высокомерно усмехнулся, увидев продемонстрированный ему средний палец. «Неудачники!»

Сардар знал свои обязанности хорошо, можно даже сказать — отлично. Умел он и группой командовать, распределяя обязанности между командой телохранителей, и в «одиночном плавании» не терялся.

В туалетную комнату Сардар вошел первым. Быстро осмотрелся: никого подозрительного, точнее говоря — вообще никого, комната оказалась пустой, открыл дверь кабинки, внимательно оглядел и ее, после чего сделал шаг назад и в сторону, пропуская хозяина к проверенному толчку.

Ариф, который во время телодвижений Сардара рассеянно разглядывал свое отражение в зеркале, прошел внутрь, закрыл за собой дверь, спустил штаны и стал медленно опускаться на унитаз. И вдруг вздрогнул, почувствовав болезненный укол в ягодицу. Хотел возмутиться:

«Что за…»

Но мысли неожиданно смешались. «Боль!» «Непорядок». «Меня ударили?» «Позвать…»

Мышцы онемели, перестали слушаться, Ариф издал короткий всхлип, или последний вздох, обмяк окончательно, продолжил движение на унитаз, вобрав в себя острие спрятанного в нем оружия, а затем повалился вбок, уткнулся в стенку и медленно сполз на идеально вымытый кафель пола. Когда ошарашенный Сардар выломал дверь кабинки, Ариф был безнадежно мертв.

— Степка, поворачивай!

— Сама поворачивай!

— Я не буду!

— И я не буду!

Два катера, оставляя за собой пенные хвосты, стремительно мчались навстречу неизбежному столкновению. Третья модель, которой управлял самый младший из детей, четырехлетний Костя, в одиночестве накручивала «восьмерки» на безопасном расстоянии от не поделивших пруд корабликов. Костя, несмотря на возраст, понимал, что неспособен состязаться со старшими детьми в управлении игрушками, развлекался самостоятельно и не обращал никакого внимания на назревающую ссору.

— Степка! — Голос Ларисы сорвался. Чувствовалось, что девочка готова разрыдаться. — Поворачивай!

Но сама не уступала, продолжая вести катер выбранным курсом.

Остальные дети, ждавшие своей очереди поиграть с моделями, завороженно наблюдали за сближающимися катерами, ожидая развязки со смесью ужаса и любопытства. Ужаса — потому что в случае поломки моделей увлекательная игра «в кораблики» прекратится. Любопытства — потому что детей всегда интересует еще не изведанное, невиданные ситуации, а возможная гибель корабликов относилась именно к таким событиям. Опять же: Ларису и Степана наверняка накажут, а на это стоит поглядеть.

— Степка!!

Мальчик пошевелил джойстиком в самый последний момент, когда всем стоящим на берегу, не только детям, но и взрослым, уже казалось, что столкновения не избежать. Белый катер принял вправо, уступил путь ярко-красной модели Ларисы и заложил пижонский вираж за ее кормой.

— Дурак!

— Испугалась?

— Дядя Федя, скажите ему, что он дурак! — попросила девочка, не спуская глаз с несущегося по водной глади катера.

Красной модели ничего не угрожало, белый хулиган Степана накручивал бессмысленные круги в центре пруда, но Волков видел, что сын медленно подводит катер к игрушке Костика.

— Дядя Федя…

— Дядя Федя не скажет, — решительно произнесла Оксана. — И правильно сделает.

— Почему правильно? — Лариса удивленно посмотрела на мать.

— Потому что это ваша игра и вы сами должны разобраться между собой. — Оксана потрепала дочь по волосам и велела: — Все, смена закончилась, меняйтесь!

— Тетя Ксюха, я хочу красный кораблик, — заскулил кто-то из следующей троицы счастливчиков.

— Тетя Ксюха, а я хочу белый!

— Белый мой! Я его сразу забил.

Волков усмехнулся.

Но рассмешили его не требования малышни, а их обращение — «тетя Ксюха». Дети тусовки. С самого рождения они вошли в дружную компанию родителей и, разумеется, переняли клички, которыми те наградили друг друга. Так и появились: «тетя Ксюха», «дядя Петрович», «тетя Шашка»… Кстати, Рита Шашкина (когда-то Шашкина), третья бывшая Левы Корзинкина, в эти выходные тоже гостила у Стрекаловых, и «тетя Шашка» прозвучало не один раз.

Самого Волкова дети начинали звать «дядя Очкарик», но долго не выдерживали: во-первых, не удобно, на язык плохо ложится, а во-вторых, мелкие никак не могли понять, почему — Очкарик, если дядя Федя никогда в жизни не носил очки? Подрастая, они узнавали, что кличка приклеилась к Волкову из-за ума: слишком хорошо учился в школе и институте, слишком хорошо работает, поэтому — или Очкарик, или Умник, люди редко страдают богатством фантазии. Узнавать-то узнавали, но для них он уже был дядей Федей, кличка же оставалась для друзей и сослуживцев.

А очки… чтобы носить очки, недостаточно быть умным, нужно плохо видеть.

— Соскучился?

Голос Оксаны вернул Федора в реальность.

— Нет, — протянул он в ответ. — Задумался.

И привычным жестом потер пальцами переносицу.

— Настоящий мужик даже на отдыхе думает о работе, — подначила Волкова Рита.

— Откуда ты знаешь, что он о работе думал?

— Ты на рожу его посмотри, — рассмеялась «тетя Шашка». — С таким выражением только о ней, родимой, и думать. Не о женщинах же.

— О некоторых женщинах только с такой рожей и следует думать, — усмехнулся в ответ Федор.

— Очкарик, здесь же дети!

— А что я сказал?

— Не сказал, а подумал!

Рита и Оксана переглянулись и прыснули.

— Блин, девчонки, не мучайте меня, а? — жалобно попросил Федор.

— Десять минут пробыл с детьми и уже измучился?

— Мужики, они такие… Никакой выносливости.

Женщины расхохотались. Волков улыбнулся, вновь потер переносицу и нашел взглядом сына, который играл с Костиком и позабывшей обиду Ларисой в салки. Визг, смех… Степке у Стрекаловых хорошо: и места много, и друзья давным-давно знакомые, можно сказать, в колясках рядышком лежали. Впрочем, здесь почти все могли похвастаться тем, что знают друг друга с пеленок.

— Владик, ну кто же так рулит? — Рита присела на корточки и принялась помогать малышу отвести от берега застрявший катер.

— Мы с Шашкой здесь еще побудем, — сказала Оксана. — А ты, Очкарик, можешь двигать к мужикам, иначе совсем закиснешь.

— Охотно, — не стал спорить Волков. — Тем более Петрович грозился выкатить какой-то необыкновенный херес на дегустацию.

— Смотрите не надегустируйтесь до остекленения.

— Ты же нас знаешь.