Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа Страница 7

Ланселот открывал и закрывал рот. Прием послов явно скомкан, все полетело к черту. Я сказал громче:

— Ваше высочество, а вы не подумали, что королю Арнольду сейчас еще хреновее, чем вам?

Он в бешенстве развернулся в мою сторону всем корпусом.

— Как?! — гаркнул он. — Как ему может быть хреновее… какое хорошее свежее слово! Он сейчас упивается поклонением своих придворных, преклонением всего народа!.. У них никогда еще не было такого короля, чтобы вот так за них — быдло сраное, отдавал жизнь… А теперь есть!

Я покосился на Ланселота, бледное лицо первого рыцаря пошло розовыми пятнами, но он все еще не находит слов, дабы восстановить ровное течение дипломатической процедуры приема послов. И я сказал торопливо:

— … но вы ее, его жизнь, не взяли! И тем самым не дали королю Арнольду обрести сан святого мученика, который куда выше, чем сан короля… Вы ему подосрали куда больше, ваше высочество, чем он вам. Да-да, он там бесится, на стены бросается… наверняка. Потому что умереть красиво вы не дали, а вот жить так же красиво он не сможет.

Он кипел от ярости, но сдержался, прорычал люто:

— Почему? Что ему помешает?

— Его слава, — объяснил я. — Он сейчас святой, вы абсолютно правы, ваше победоносное высочество. Ну, а дальше? К святому и требования повыше, чем к королю. Одно дело — совершить подвиг вот так красиво, на рывке, на глазах у всех, другое — жить… подвижнически. Вы думаете, сможет? Голову кладу на плаху — не сможет. Могу даже свою. И никто не смог бы. Даже Иисус Христос не смог бы, останься он жив, а уж король Арнольд совсем не Иисус.

Священник, пугливо молчавший подле трона, сказал предостерегающе:

— Кто ты, смеющий так богохульствовать про Иисуса, сына божьего?

Я покачал головой:

— А что бы Иисус сказал бы о кострах, на которых сжигаете несчастных, которых он не давал побивать даже камнями?.. Что он сказал бы о… Ладно, не будем увязать в теологии. Ваше непобедимое высочество, уверяю: это вы одержали победу!.. О вас говорят как о справедливом короле, который поступил правильно… это мы с вами понимаем, что вас просто приперли к стенке, как медведя рогатиной, но народу удалось засадить по самые… словом, другую версию!.. А вот Арнольду сейчас надо играть роль святого и дальше. А такое ни Арнольд, ни кто-либо другой не потянет.

Священник кряхтел, явно хотел поспорить, но видел, как король понемногу начинает оживать, и умолк, забился за трон. Главное, мне удалось разрушить тоску короля, дать ему кончик веревки, по которой он может выбраться на божий свет со дна чернейшей и глубочайшей депрессии.

Конрад еще рычал в бешенстве, но в глазах появилась надежда. Он взглянул на меня почти с мольбой, не брешу ли как попова собака? Только не бреши… или бреши, но не признавайся, что брешешь.

— Не… потянет?

Я нагло улыбнулся:

— А что, по-вашему, кто-то на земле потянет?.. Так что для Арнольда сейчас начинается падение. Долгое падение!

— Гм… — прорычал он в затруднении.

— Правда, ваше высочество, — заверил я. — Ну, представьте себе, если бы вы вдруг предстали перед народом святым… как бы вам… э-э… дальше? Денек можно походить гоголем, в павлиньих перьях, а другой, третий?.. Арнольду это теперь на всю оставшуюся жизнь.

Конрад призадумался, на лице проступил страх. Он зябко передернул плечами.

— Святым?.. Нет, ни за вечное спасение!.. Лучше вот таким… грешным, но не так уж чтоб и совсем… Но Арнольду, собаке, так и надо!.. Пусть, гад, помучается с белыми крыльями за спиной.

— А вы, — сказал я настойчиво, — выглядите в глазах народа… как Алемандрии, так и Галли, а также всех воинов, неважно какого королевства, как могучий и свирепый король, который одинаково наделен всеми рыцарскими доблестями!.. Вы знаете, какие слова труднее всего выговорить мужчине?

Священник и король задумались. Я видел, что и все рыцари заскрипели суставами, думают. Даже Ланселот и вся наша свита впали в тяжелое раздумье.

Конрад нетерпеливо буркнул:

— А что тут думать? «Ты сильнее меня» — вот самые гадкие слова.

— Нет, ваше высочество. Мужчине труднее всего сказать «Я был не прав». На какие только ухищрения ни идет только бы не сказать их!.. А вам даже не пришлось их говорить. Вы захватили королевство Арнольда, а потом вернули по своей королевской воле. Никто у вас не отнял, вернули сами. Теперь же вам просто стоит чуть-чуть закрепить свой имидж… то есть образ в глазах своих людей и вообще всего мира… Для этого, например, самое простое — отправить хотя бы тысячу воинов в крепость Зорр… этого мало, но сразу возвысит вас в глазах христианского мира… Или выставить на границах своего королевства заслоны против проникновения агентов Тьмы…

Священник торопливо забормотал молитву, глаза его испуганно и с великой надеждой следили за мной. Король призадумался, прорычал:

— Да это не трудно… Что для меня тысяча!.. Могу и пять, да надо ли?..

— Вообще-то, — сказал я осторожно, — король Арнольд отправил в Зорр пять тысяч воинов…

Священник сказал скороговоркой:

— Благое дело сотворил, благое…

Конрад рыкнул, походил взад-вперед перед троном.

— Но я тогда и сам превращусь в исусика!.. Нет, меня заплюют мои же рыцари. Скажут, что вот-вот у меня отрастут крылья, как у большого жирного гуся. И над головой уже нимб… хотя я знаю, что это просто рога срослись.

Я сказал проникновенно:

— Ваше высочество!.. Нет в Зорре исусиков, нет. Есть нормальные здоровые рыцари. Что такое рыцари? Это крепкие мужчины с отвагой в сердце и…

Пальцы мои тем временем сняли с пояса молот. Конрад насторожился, глаза сузились, рука потянулась к рукояти меча. Я с силой метнул, держа взглядом скульптурную группу из руин Кельтуллы. Молот пронесся с диким воем, мраморная статуя треснула, взорвалась тысячью мельчайших осколков. Они еще летели через зал, а молот, описав красивую дугу, смачно шлепнулся в мою подставленную ладонь.

Я улыбнулся Конраду, что не сводил с меня глаз повесил молот на пояс и учтиво поклонился.

— Как видите, ваше высочество… А я ведь воин Зорра, христианского королевства.

В зале стояла потрясенная тишина. Рыцари застыли с выдернутыми из ножен мечами. Конрад кивком велел спрятать железо в ножны, посмотрел на меня, насупясь:

— Что за чертов молот у тебя, рыцарь?

— Языческий, — ответил я, — который, вон посмотрите, ваш священник не одобряет…

Священник, белый от ужаса, крестился, бормот, молитвы, руки его мелькали со скоростью ветрянс мельницы во время урагана. Он упал на колени и бил лбом о мраморный пол, усеянный останками мраморной композиции.