Левиафан. Игры богов - Алексей Фролов Страница 7

– Принимаю, – просто ответил Белен. Он понимал, что не сможет солгать Олану даже при большом желании. Поэтому сразу решил говорить прямо и честно.

– Принимаешь ли ты наших богов? – Олан бросил в костер омеловую труху и пламя застрекотало, жар усилился. – Пресветлого Эзуса, неодолимого Тевтата, многомудрого Кернунна, громоокого Тараниса, неведомого Луга, прекрасноликую Эпону и других предков земли притенов?

– Принимаю, – ответил Белен и понял, что напиток, выпитый им у входа в адэйр был крепче, чем казалось. Хотя скорее здесь все вместе – он не ел полдня, продрог, а тут еще этот тяжелый саван травяного запаха, окутавший внутреннее пространство адэйра почти зримой пеленой…

– Принимаешь ли ты свой путь? – Белену показалось, что огонь разгорелся ярче, но иным, внутренним светом, и что-то изменилось в голосе друида. Едва ли он знал Олана так уж хорошо, но ощутил, что старик на мгновение выдал свои чувства. Правда, Белен не сумел их разобрать.

– Я не знаю своего пути, – ответил парень и посмотрел в глаза верховного друида Арброта сквозь ритуальное пламя. – Но принимаю его. И даже если он уведет меня прочь от земли притенов, я не забуду ее традиции и ее людей. Никогда.

Олан с минуту смотрел на Белена через огонь и в его выцветших старческих глазах парень уже не мог прочесть ни единой эмоции. Наконец, друид кивнул. Тут же из бокового прохода появился еще один ремесленник омелы, в его руках Белен увидел нож и две чаши. Чаша меньшего размера и нож были выполнены из серебра, большая чаша – из золота. Все три предмета были испещрены тайными огамами и знаками богов.

В висках застучало, но в целом Белен чувствовал себя неплохо, ему даже начинал нравиться этот тяжелый запах, зависший меж полом и потолком адэйра. Бубны вновь сменили ритм, теперь они звучали глуше и размереннее.

– Вытяни левую руку ладонью к небу, – проговорил Олан и Белен повиновался. Второй друид поставил золотую чашу на землю и проворно полоснул парня ножом по раскрытой ладони. Тот даже бровью не повел, легко перетерпев болезненные ощущения.

Кровь заструилась по руке Белена, стекая в серебряную чашу багровыми змейками. Друид поднял над кровоточащей ладонью золотой сосуд и опрокинул его. В этот раз Белен не сумел сдержаться и скривил гримасу, скрипнув зубами. Рану обожгло так, словно в нее насыпали соль. Позже он узнает, что друид вылил ему на руку смесь из соков дуба и омелы, что для притенов от века были священны.

Огамы и тайные знаки, нанесенные на стены адэйра темно-синей краской на миг вспыхнули ослепительным огнем, так что Белену пришлось в очередной раз зажмурится. Странное ощущение прошило его насквозь, словно ударом молнии. Он вновь открыл глаза и посмотрел на Олана. Друид улыбнулся.

– Сожми руку, воин, – торжественно сказал он. Младший друид поднес ему чашу с кровью Белена, Олан не глядя принял ее и выплеснул в огонь. – А теперь возьми свое оружие и никогда не выпускай его из рук, покуда дышат враги земли притенов. Покуда дышат твои враги, притен!

Из боковой арки появился Гволкхмэй, которого в полумраке Белен спутал с одним из друидов. Глаза короля Арброта, от которых в стороны разбегались змейки синих татуировок, глядели добродушно и весело. Он подошел к Белену и протянул ему две секиры. Причем та, что пострадала в бою с англами и скоттами, была целехонькой, починенной.

Белен уважительно поклонился королю и принял оружие, с удивлением обнаружив, что рана на левой руке уже не кровоточит и кажется даже начала затягиваться, хотя порез был довольно глубоким.

– Я круг, я веду тебя, – в один голос проговорили друиды и Гволкхмэй. Белен понял, что ему нужно повторить эти слова.

– Ты круг, ты ведешь меня, – прогремело под сводами адэйра и Белен воодушевленно произнес древние строки. С каждым словом в нем разгоралось пламя, как отражение ритуального очага, только в сотню, тысячу раз ярче.

– Будь единым, объедини нас, мы одного целое, – в третий раз многоголосый хор разорвал тишину каменного адэйра и Белен в третий раз повторил все слово в слово. Ощущение мистичности пополам с глубоким восторгом затянуло эфемерную петлю на его шее, он задышал тяжело, полной грудью, но каждый вдох нес невыразимое блаженство, а каждый выдох – облегчение. Он будто родился заново, хотя где-то глубоко-глубоко его внутренний голос, который он не мог слышать уже больше месяца, тихонько посмеялся над наивностью. Наивностью каждого в этом каменном зале.

– Теперь ты – часть этой земли, – сказал Олан, сойдя наконец со своего возвышения. Он подошел к Белену и положил руку ему на плечо. – И куда бы ты ни пошел, сила нашего народа прибудет с тобой.

– Буду рад, если решишь остаться в Арброте, – Гволкхмэй зеркально повторил жест друида, коснувшись мозолистой рукой обнаженного плеча Белена. – Твои секиры пригодились бы мне. Хотя, бьюсь об заклад, они пригодятся по всему пограничью Аэнгуса!

– Твое посвящение почти закончено, – сказал Олан и кивнул в сторону одной из боковых арок. – Подойди к Бойду, он нанесет на твои лицо и тело первые татуировки.

Белен кивнул и направился к немолодому светловолосому друиду, подле которого стояла деревянная тумба с рядом железных чаш разной величины. В руках друид держал инструменты для нанесения татуировок – серебряный нож и обсидиановую иглу. Он жестом пригласил парня сесть перед ним на скамью.

Белен слышал об этом обряде, каждый притен после посвящения получал свои первые татуировки, суть которых определялась местным друидом высшей ступени. Рисунки на теле носили у притенов самые разные функции – они являлись оберегами, защищали от фоморов, хранили воинов в бою, даровали здоровье, обостряли чувства. А еще отражали суть человека, в определенной степени определяя его путь. Именно поэтому процесс нанесения татуировок представлял собой полноценный обряд, регламентированный до мелочей.

Притены трепетно относились к татуировкам, существовали типовые знаки – символы богов, умений, отличительных качеств. Это могли быть огамы или иные изображения, не относящиеся к тайнописи притенских друидов. Но были и индивидуальные символы, неповторимые, наносимые на