Джордж Мартин - Присяжный рыцарь Страница 7

— Чье копье меня не задело, тот покойник, — орал он, молотя их по рукам и ногам, чтобы наука лучше дошла. Треб, Лем и Мокрый Уот хотя бы отступать научились. Большой Роб бросил копье и побежал. Беннис догнал его и приволок, заплаканного, обратно. Под конец дня все новобранцы покрылись синяками, а на мозолистых руках от копий вздулись новые волдыри. Сам Дунк остался невредим, но чуть не утонул в поту. Эг помог ему снять панцирь.

На закате Дунк отвел всех бойцов в подвал и заставил помыться — даже и тех, кто это делал не далее как прошлой зимой. Потом жена Сэма Ступса накормила их куриной похлебкой с морковкой, луком и ячменем. Мужики устали до смерти, но слушая их, можно было подумать, что каждый из них скоро превзойдет рыцарей Королевской Гвардии. Им не терпелось показать себя в деле. Сир Беннис подначивал их, рассказывая о развеселом солдатском житье, о добыче и женщинах. Двое старых ратников поддакивали ему. Лем после мятежа принес домой нож и пару хороших сапог; сапоги оказались малы, но он их повесил на стенку. А у Пейта остались самые нежные воспоминания о лагерных потаскушках.

Сэм постелил в подвале восемь соломенных тюфяков, и бойцы, наевшись, легли спать. Беннис, оставшись наедине с Дунком, закатил глаза.

— Надо было сиру Никудышному обрюхатить побольше крестьянских баб, пока еще было чем. Понаделал бы ублюдков, и выросли бы солдаты.

— Они не хуже любых других рекрутов. — Дунк навидался таких, пока был оруженосцем у сира Арлана.

— Угу. Через пару недель они могли бы выйти против такого же сброда. Но против рыцарей? — Беннис потряс головой и плюнул.

Колодец Оплота тоже помещался в подвале, защищенный со всех сторон земляными стенами с каменной облицовкой. Здесь жена Сэма стирала и колотила вальком белье, а сушила его на крыше. Большое каменное корыто использовалось заодно и для омовений. Чтобы помыться, следовало начерпать воды из колодца, нагреть ее над очагом в большом чугунном-котле, вылить котел в корыто, а затем повторить все сначала. Когда согревался последний котел, вода из первого была уже еле тепленькой. Сир Беннис заявлял во всеуслышание, что не намерен так надрываться — поэтому вши на нем не переводились, а пахло от него испорченным сыром.

Дунку, когда ему неотложно, вот как сегодня, требовалась хорошая баня, хотя бы помогал Эг. Таская воду и ожидая, когда она нагреется, мальчуган угрюмо молчал.

— Эг, что стряслось? — спросил Дунк, когда над последним котлом появился пар. — Помоги мне вылить.

Вдвоем они потащили котел к корыту, стараясь не ошпариться.

— Сир, — сказал Эг, — как вы думаете, что собирается делать сир Юстас?

— Снести дамбу и сразиться с людьми вдовы, если они попытаются нам помешать. — Дунк говорил громко, словно желая перекричать плеск воды. Они опрокинули котел над ванной, и от пара Дунк покраснел.

— У них щиты плетеные, сир. Копье или стрела из арбалета их сразу пробьет.

— Мы подберем им кое-какие доспехи, когда они будут готовы. — Дунк знал, что на лучшее надеяться нечего.

— Их могут убить, сир. Мокрый У от совсем еще мальчик, Уилл Ячмень в следующий приезд септона хочет жениться. А Большой Роб правую ногу от левой не отличает.

Дунк бросил пустой котел на утоптанный земляной пол.

— Роджер Пеннитри был моложе Мокрого Уота, когда погиб на Багряном Поле. В войске твоего отца были и молодожены, и парни, которые ни разу девушек не целовали. А уж таких, кто не отличал правую ногу от левой, сотни были, если не тысячи.

— Это другое дело. Тогда война была.

— У нас тоже война, только помельче.

— Мельче и глупее.

— Об этом не мне судить и не тебе. Их долг — идти на войну, когда сир Юстас призовет… и умереть, если понадобится.

— Тогда не надо было имена им давать. Теперь, если они умрут, будет тяжелее. — Эг сморщил нос. — Если бы мы прибегли к моему сапогу…

— Нет. — Дунк, стоя на одной ноге, стянул собственный сапог.

— Но мой отец…

— Нет. — Второй сапог отправился вслед за первым.

— Мы…

— Нет. — Дунк стащил через голову пропотевший камзол и швырнул Эгу. — Скажи жене Сэма, пусть постирает.

— Скажу, сир, только…

— Нет, говорю. Может, в ухо тебе дать, чтоб лучше слышал? — Дунк развязал бриджи, под которыми ничего не было — слишком жарко для подштанников. — Это хорошо, что ты беспокоишься за трех Уотов и остальных, но сапог — это на крайний случай. — («Сколько глаз у лорда Красного Ворона? Тысяча и еще один».) — Что сказал твой отец, когда отдал тебя мне в оруженосцы?

— Чтобы я всегда брил или красил волосы и никому не называл своего настоящего имени, — неохотно промолвил мальчик.

Эг служил у Дунка года полтора, хотя некоторые дни можно было считать за двадцать. Вместе они одолевали Принцев перевал и пересекали глубокие, красно-белые пески Дорна. Вместе спустились на плоскодонке по реке Зеленая Кровь до Дощатого города, а оттуда на галее «Белая леди» приплыли в Старомест. Вместе ночевали в гостиницах, на конюшнях, в канавах, делили трапезу с монахами, шлюхами, лицедеями и посетили не меньше сотни кукольных представлений. Эг ухаживал за конем Дунка, точил его меч и счищал ржавчину с его кольчуги. Лучшего спутника человек и желать не мог, и межевой рыцарь относился к нему чуть ли не как к младшему брату.

А между тем никакой он ему не брат. Это яичко[3] драконово, не куриное. Эг может служить в оруженосцах у межевого рыцаря, но Эйегон из дома Таргариенов — это четвертый и самый младший сын Мейекара, Летнего Принца, который, в свою очередь, является четвертым сыном покойного короля Дейерона Доброго, Второго этого имени — тот сидел на Железном Троне двадцать пять лет, пока его не прибрала весенняя хворь.

— Насколько всем известно, Эйегон Таргариен вернулся в Летний Замок со своим братом Дейероном после Эшфордского турнира, — напомнил мальчику Дунк. — Твой отец не желал разглашать, что ты скитаешься по Семи Королевствам с каким-то межевым рыцарем. Так что помалкивай о своем сапоге.

В ответ он получил только взгляд. Большие глаза Эга казались еще больше из-за бритой головы. В тускло освещенном подвале их можно принять за черные, но при лучшем освещении виден их истинный цвет, темно-лиловый. Валирийские глаза. В Вестеросе такие встречаются только у потомков дракона, а в волосах Таргариенов золото перемежается с серебром.

Когда они спускались на шестах по Зеленой Крови, девочки-сиротки приспособились хлопать Эга по лысой макушке, на счастье, и этим вгоняли его в краску. «Девчонки все глупые, — заявлял он. — Если еще одна меня тронет, полетит в реку». «Тогда я тебя трону, — пообещал Дунк. — Так по уху тресну, что до будущей луны колокольный звон будешь слышать». «Лучше уж колокола, чем дуры-девчонки», — пробурчал мальчуган, но в реку так ни одну и не кинул.