Анатолий Радов - Изгой: Начало пути [СИ] Страница 7

Через секунду после окончания нашего оживлённого разговора прямо в воздухе нарисовался серебристый треугольник и две пересекающиеся линии. В мгновение они поменяли цвет на красный и впились мне в правое плечо. Я вздрогнул от лёгкого укола, а Вирон опустил руку и довольно улыбнулся.

Простое, в общем, клеймо у Вир’Сторов, незамысловатое. Впрочем, как и сами Вир’Сторы. Ни Вирона, ни его братьев, ни жену, ни сынка нельзя было назвать замысловатыми, даже в приступе рабской благодарности за кусочек мяса, который Вирон иногда приказывал варщику добавлять нам в похлёбку.

Я стал прикидывать какое расстояние отделяет меня от хозяина. До Лиорда от замка Вирона тридцать риг, за ночь я прошагал примерно десять-двадцать. Правда, в темноте не определить даже примерно. Может, я вообще по кругу шёл, есть же такая проблема из-за того, что одна из ног у человека хоть на миллиметр, но короче другой. Хотя, может дело и в другом совсем, не помню, но то, что проблема существует — это точно. Ладно, возьмём по-минимуму, и пусть будет всего сорок риг. Это шестьдесят километров по-нашему. Что ж, достаточно далеко. Почувствовать клеймо он может только с расстояния четырёх риг. Магия крови, которой обучаются все благородные ещё в детстве. Не в полном объёме, конечно, но ставить своё магическое клеймо и чувствовать его на определённом расстоянии учат всех этих будущих рабовладельцев в рамках обязательной программы. Уж, не знаю, есть ли такие среди них, кто не держит рабов, но думаю мало кто отказывается от подобного удовольствия.

Но это не самое страшное. Продолжение у этой истории намного страшнее. Помимо самого хозяина, очень скоро за мной начнут охотиться все эти аристократы-рабовладельцы. У каждого магического клейма своё индивидуальное плетение. Это, как ДНК — оснований всего четыре, а вариантов триллионы. Хотя, тут больше похоже на программу. И Вирон поступит следующим образом — он начнёт передавать начало плетения моего клейма своим дружкам и просто знакомым, те распространят своим, цепная реакция, геометрическая прогрессия. Вот вам, свободные и благородные жители Доргона, новая сигнатура, при обнаружении… Что при обнаружении? Это ещё тот вопросец. Может просто сдать стражникам и вернуть хозяину, а может и прямо на месте…

Интересно, через сколько времени весь благородный северный Доргон будет на раз определять меня, как антивирус вредоносную программу? Месяц? Неделя? Несколько дней? Или — УЖЕ?

Нет, нет, последнее точно нет. Пока ещё можно быть уверенным в том, что тебя не ищут. Вернуться я должен был только сегодня вечером. Вирон выделил мне на всё про всё четыре дня, четыре — священная цифра у ольджурцев. Число Номана. А вот с завтрашнего утра можно начинать бояться. И бояться по-настоящему, до дрожи в коленках, до стука зубов друг об друга, до тошноты, до усрачки. Потому что и на этом история не заканчивается. Есть ещё финал — ужасный финал.

Помимо благородных мною могут заняться профессиональные охотники за беглыми рабами. Конечно, это только если Вирон решит раскошелиться, потому как охотники мало не берут. А он раскошелится. Жадный до каждого кусочка мяса, до каждой лишней ложки похлёбки, если дело касалось нашей кормёжки, он запросто выкидывал по полсотне золотых, когда от него сбегал раб. Случалось это нечасто, как рассказывал Альтор. А при мне так и всего раз. Но я запомнил тот случай на всю свою жизнь.

Силай’он просто устал. Хотя, нет. Он почувствовал, что ему осталось уже недолго. Старый, с изрытым морщинами лицом, вальтиец, уроженец далёкой Вальтии, что раскинулась за Фрурским морем в тысяче риг отсюда. Ему было уже за семьдесят, и ему приснилась смерть. Она сказала, что придёт за ним через три дня, намекнув — нужно готовиться.

Вальтийцы представляют смерть в виде прекрасной обнажённой девственницы, символизирующей начало новой формы существования. Поэтому рассказывал о своём сне он без сожаления и страха, а даже с какой-то мудрой улыбкой на иссохших от времени и палящего солнца губах. А мне почему-то было до тошноты страшно. Подумалось вдруг с дикой тоской — неужели и я сдохну рабом? Вот так же, как этот старый, побитый жизнью человек? Да за что, господи?

В ту же ночь он сбежал, предпочтя умереть на свободе. Я помню, как Альтор умолял хозяина оставить беглеца в покое, рассказав о том сне, что увидел Силай’он. Но именно это и задело самолюбие Вирона.

— Если бы он сбежал в объятья ольджурской смерти, возможно, я бы и оставил его в покое. А к вальтийской красотке я отпустить его не могу.

Сказав это, он громко заржал, а спустя пару минут приказал одному из надсмотрщиков скакать во весь опор в Сухину, где жил Линк’Ург по прозвищу Нюх. Его услугами Вирон пользовался в таких случаях постоянно, как позже разъяснил мне Альтор, Нюх даже делал нашему хозяину скидки за то, что тот обращался только к нему. Везде охотники уже требовали по семьдесят золотых за поимку одного беглого, а с Вирона Нюх продолжал брать всё тот же полтинник.

Охотник притащил сбежавшего старика на следующий день, привязав его к седлу своего коня, а точнее — лога. Так здесь называют животных используемых для верховой езды и почти не отличимых видом от Земных коней.

В глазах беглого была боль. Думаю, он очень надеялся умереть свободным, но Великая Эри отвернулась от него, как впрочем и от всех нас, глазевших сквозь щели в амбарной стене, как Силая забивают до смерти кнутом, а пьяный Вирон стоит чуть поодаль и хлещет хорское, время от времени окрикивая надсмотрщика, чтобы тот дал старику передышку.

— Послабь, послабь! Пусть этот кусок мяса получше разглядит свою красотку-смерть. Нет, только подумать — смерть и вдруг прекрасная дева. А? Клянусь Номаном, эти вальтийцы просто озабоченные животные!

Глава пятая

Отмахнувшись от воспоминаний, я принялся подбрасывать в костёр толстые ветки, которые тут же ломал с помощью и рук, и ног, а иногда использовал и вес тела. Некоторые из них ещё не совсем засохли и отрухлели, отчего приходилось хорошенько напрягаться, хотя силы были почти на исходе. Ветки ломались с громким треском, я очень часто прекращал своё занятие, вертел по сторонам головой и прислушивался — не привлёк ли кого излишним шумом?

Но вроде никого поблизости не было, и ни одну живую душу треск не прельстил подойти и глянуть — чего это тут творится. А вскоре костёр стал похож на более-менее нормальный для того, чтобы согреться хорошенько и даже вздремнуть недалеко от него пару-тройку часиков, не боясь приближения хищников. Мир хоть и другой, но всё же местное зверьё, как и наше, побаивается огня. По крайней мере, хочется в это верить.