Роджер Желязны - Бог света Страница 7

— Нет, все-таки дурак, — решил Яма и в эту ночь попрыскал репеллентом от демонов вокруг монастыря.

На следующее утро к монастырю подошел невысокий человек и сел перед главным входом, поставив у своих ног чашку для подаяний. На нем было простое изношенное одеяние из грубой коричневой ткани, доходящее до лодыжек. Левый глаз был закрыт черной повязкой. Немногие оставшиеся волосы были темными и очень длинными. Острый нос, маленький подбородок и большие плоские уши придавали его лицу лисье выражение. Туго натянутая кожа сильно обветрена. Единственный зеленый глаз, казалось, никогда не мигал.

Он сидел минут двадцать, прежде чем один из монахов Сэма заметил его и сказал об этом кому-то из ордена Ратри в темной мантии. Тот отыскал жреца и передал информацию ему. Жрец, желая показать богине добродетели ее последователей, велел привести нищего, накормить, одеть и предоставить ему келью, в которой тот может жить, сколько пожелает.

Нищий принял еду с вежливостью брамина, но поел только хлеба и фруктов. Он принял также темную одежду ордена Ратри, отбросив свою запыленную рубаху. Затем он осмотрел келью и свежий спальный мат, положенный для него.

— Благодарю тебя, почтенный жрец, — сказал он красивым, звучным голосом, более сильным, чем вся его особа. — Я благодарю тебя и молю твою богиню улыбнуться тебе за твою доброту и щедрость, расточаемые ее именем.

Жрец и сам улыбнулся и надеялся, что Ратри пройдет в эту минуту по холлу и будет свидетельницей его доброты и щедрости от ее имени. Увы, она не прошла. Немногие из ее ордена реально видели ее, даже ночью, когда она набирала свою силу и шла сред них, потому что только те, кто носил шафрановую мантию, ждали пробуждения Сэма и уверенно могли опознать Ратри. Обычно она проходила по монастырю, когда ее приверженцы были на молитве, или после того, как они удалялись на вечер. Днем она в основном спала, а если и шла мимо них, то бывала закутана в плащ. Свои желания и приказы она сообщала непосредственно Гандиджи, главе ордена, которому было девяносто три года этого цикла, и он был больше чем наполовину слеп.

Следовательно, и ее монахи, и монахи в желтом ждали ее появления и мечтали заслужить ее милость. Было сказано, что ее благословение обеспечивает будущее воплощение в брамина. Один только Гандиджи не беспокоился об этом, потому что принял путь реальной смерти.

Поскольку она не прошла через холл, где они стояли, жрец продолжил разговор.

— Я — Баларама, — сказал он. — Могу я узнать твое имя, добрый господин, и, может быть, твое назначение?

— Я — Арам, — ответил нищий, — принявший на себя десятилетний обет бедности и семилетний — молчания. К счастью, семь лет прошли, и я могу теперь высказать благодарность своему благодетелю и ответить на его вопросы. Я направляюсь в горы, чтобы найти себе пещеру, где могу предаться медитации и молитве. Я, может быть, приму твое любезное гостеприимство на несколько дней, прежде чем пуститься в путешествие.

— Поистине, — сказал Баларама, — для нас честь, если святой пожелает осчастливить наш монастырь своим присутствием. Мы рады принять тебя. Если ты пожелаешь иметь что-нибудь, и мы способны дать тебе эту вещь — назови ее.

Арам пристально поглядел на него своим здоровым зеленым глазом и сказал:

— Монах, что первым заметил меня, не носил одежды вашего ордена. — Он коснулся темной мантии. — Я уверен, что мой бедный глаз видел мантию другого цвета.

— Да, — сказал Баларама, — сейчас под нашим кровом отдыхают от своих странствий последователи Будды.

— Это и вправду интересно, — сказал Арам, — потому что я хотел бы поговорить с ними и, возможно, узнать побольше об их Пути.

— Ты будешь иметь широкую возможность для этого, если останешься у нас на некоторое время.

— Тогда я так и сделаю. Долго ли они здесь пробудут?

— Не знаю.

Арам кивнул.

— Когда я смогу поговорить с ними?

— Они будут здесь вечером, в час, когда все монахи собираются вместе и разговаривают, о чем хотят, кроме тех, кто дал обет молчания.

— Тогда я проведу время до этого часа в молитве, — сказал Арам. — Спасибо тебе.

Они поклонились друг другу, и Арам вошел в свою комнату.

Вечером Арам ждал часа сбора монахов. В это время монахи обоих орденов встречались и вели разговоры. Ни Сэм, ни Тэк, ни Яма никогда не присутствовали при этом.

Арам сидел за длинным солом в трапезной напротив нескольких буддийских монахов. Некоторое время он разговаривал с ними о доктрине и практике, о касте и кредо, о погоде и о текущих делах.

— Удивительно, — сказал он через какое-то время, — что люди вашего ордена столь неожиданно и далеко зашли на юг и запад.

— Мы — странствующий орден, — ответил монах. — Мы идем вслед за ветром. Мы идем, куда влечет нас сердце.

— В местность ржавой почвы в сезон гроз? Может быть, здесь поблизости случается какое-либо откровение, которое могло бы расширить мой дух, если бы я заметил его?

— Весь мир — откровение, — сказал монах. — Все изменяется, однако, все остается. День следует за ночью… Каждый день отличен от другого, но каждый — день. Очень многое в мире — иллюзия, но формы этой иллюзии следуют образцу, который является частью божественной реальности.

— Да, да, — сказал Арам, — в путях иллюзий и реальности я достаточно сведущ, но под своим вопросом я имел в виду, не возник ли поблизости новый учитель, или, быть может, вернулся старый, или, скажем, божественное проявление, о присутствии которого моей душе полезно было бы знать.

Говоря это, нищей сбросил со стола рыжего жука размером с ноготь, и двинул сандалией, чтобы раздавить его.

— Умоляю тебя, брат, не вреди ему, — сказал монах.

— Но их в избытке, а Мастера Кармы установили, что человек не может вернуться как насекомое, и убийство насекомого — кармически бездеятельный акт.

— Тем не менее, — сказал монах, — всякая жизнь есть жизнь; в этом монастыре все следуют учению Ахимса и воздерживаются отнимать жизнь у любого существа.

— Однако, — возразил Арам, — Паранджали установил, что намерение определяет более, чем действие. Следовательно, если я убил случайно, а не по злобе, я вроде бы и не убивал. Признаюсь, что в данном случае присутствовала злоба; значит, если я и не убил, я все равно несу груз вины за такое намерение. Так что я мог бы наступить на жука, и хуже от этого не станет, согласно принципам Ахимсы. Но, поскольку я гость, я, конечно, уважаю ваши обычаи и не сделаю такой вещи. — С этими словами он отодвинул ногу от насекомого, которое оставалось неподвижным, подняв вверх красноватые усики.

— А он действительно ученый, — сказал один из монахов Ратри.