Н Шитова - Наследник Страница 7

— Его что пугай, что не пугай… — злобно ответил Шото. — Он смирный, пока ты дома, а потом я от него на стенку лезу…

— Ерунду ты говоришь! — недоверчиво отмахнулся Стерко. — Он же совершенно безобиден…

— Да?! — в голосе Шото опять появились слезы. — А это по-твоему что?

Шото вытащил руки из карманов и сунул их Стерко. На запястьях горели борозды свежих царапин, а на левом предплечье вспухли полукружьем следы зубов. Стерко невольно вздрогнул:

— Не может быть!

— Не может? — взвизгнул Шото. — Не может? Значит, это я сам себя покусал? И это тоже я сам, да?!..

Шото распахнул рубашку. На левом боку красовался кровоподтек.

— Мне это надоело, Стерко! Я устал! Устал! — закричал Шото, размазывая по щекам слезы. — Я больше не могу! Тебя вечно нет, а я больше не могу с ним один!

Стерко глянул на часы. На встречу он уже опаздывал. Можно было нагнать, только немедленно оставив рыдающего Шото.

— Шото, я тебе обещаю, что я ухожу ненадолго и в последний раз, — быстро проговорил Стерко. — Потом я возьму отпуск на работе, и мы побудем вместе.

— Ты никогда не держишь слова! — отмахнулся Шото.

Стерко некогда было спорить. Он пожал плечами и пошел к двери, стараясь не слушать, как Шото плачет, прижавшись к стенке.

— Хоть простись с ним, а то он почувствует, что тебя нет, и ему опять будет плохо… — проговорил Шото, когда Стерко уже взялся за ручку двери.

— Мне некогда, — раздраженно сказал Стерко.

Времени совсем не оставалось. А там Лэри…

Но тут же Стерко вдруг посетило странное безразличие. Он уже все равно опоздал. Если он приедет на десять минут позже, Лэри будет вынужден с этим смириться. В конце концов, это Стерко ему понадобился, а не наоборот.

Синяки и укусы на теле Шото изумили Стерко. Он был удивлен и этими повреждениями, и своей ненаблюдательностью.

Никогда раньше скандалы Зого не приводили к таким травмам. Что же случилось? Стерко смутно догадывался, в чем дело. Дети взрослели. И хотя Зого и оставался угрюмым волчонком, физиологически он становился зрелым хаварром. И его подавленное сознание не знало, что ему делать с новыми ощущениями, тревожащими и беспокойно болезненными…

Стерко решительно развернулся от двери и быстро прошел в комнату Зого.

В большой светлой комнате не было ничего. Только толстый пушистый палас от стены до стены. Пол был забросан перемешанными фигурками от огромной мозаики puzzle. Зого сидел, скрестив перед собой поджатые ноги и оцепенело смотрел на маленький кусочек мозаики, выложенный перед ним. Кое-где что-то просматривалось, но в основном фрагменты были соединены кое-как, видимо больной выкладывал их совершенно машинально.

На звук шагов брата Зого даже не пошевелился. Стерко сел на пол рядом с ним и положил руку ему на плечо.

— С добрым утром… Ну, как успехи? О, уже кое-что сложил? Молодец, малыш… Старайся, у тебя все получится…

Братишка угрюмо взглянул на Стерко и процедил сквозь зубы:

— Трудно.

Стерко сжал плечо Зого и улыбнулся с готовностью:

— Конечно, трудно. Но это интересно и очень полезно…

Зого тоже улыбнулся, криво и неуверенно, и повел рукой:

— Помоги мне.

Стерко растерялся. Заниматься ерундой у него не было ни времени, ни желания.

— Сам пробуй, не торопись, у тебя получится, — пробормотал Стерко.

Зого помрачнел. Он отвернулся от Стерко, нахмурив брови, долго смотрел в пол, потом взял ближайший к нему фрагмент мозаики и вставил его с краю, укрепив вниз картинкой.

— Не так, Зого! — спохватился Стерко, но Зого никак не отреагировал. Его взгляд стал угрожающе бессмысленным.

— Слушай, малыш… Шото на тебя жалуется. Довел ты его, видно. Зачем ты его обижаешь? Он старается, помогает тебе… А ты с ним дерешься. Нехорошо так вести себя с братом…

Зого снова повернулся к Стерко, на лице его отразились сосредоточенные попытки вникнуть в услышанное. Наконец, Зого немного виновато пожал плечами и склонил голову:

— Я не нарочно. Больно бывает… — он прижал ладонь к груди и доверчиво взглянул на Стерко. — Вот здесь больно…

Стерко вздохнул и покачал головой:

— Ты уж потерпи, малыш, я знаю, что с тобой происходит. Надо терпеть…

Темно-серые глаза взглянули на Стерко снова без всякого выражения.

Стерко замолчал, негодуя на самого себя. Ну что толку объясняться с несчастным больным ребенком?

— Мне надо уйти ненадолго. Ты веди себя хорошо, ладно? Слушайся Шото, я прошу тебя… Ну, пока!

Стерко погладил его по голове, встал и пошел к двери. За его спиной раздался резкий вскрик. Стерко обернулся. Размахивая руками, больной расшвыривал в разные стороны несчастную мозаику. Содрогнувшись, Стерко вышел в коридор.

— Ну что? — хмуро спросил Шото.

— Да ничего… — проронил Стерко, с шумом выдыхая воздух. — Все то же самое.

— Иногда мне кажется, что он все знает и понимает, и нарочно мучает меня…

— Не возводи напраслину на беднягу, — вздохнул Стерко.

— А это? — уточнил Шото, показывая прокушенную руку.

— Перестань! — разъярился Стерко. — Что ты от меня хочешь? Чего ты хочешь? Чтобы мы избавились от Зого?

Шото молчал.

— Ты же знаешь, что его болезнь неизлечима! И у нас есть только два выхода, Шото. Или мы будем ухаживать за ним бережно и терпеливо, как прежде, или нам придется его прикончить!

Шото вздрогнул, с ненавистью стрельнул глазами в сторону Стерко, поджал губы и, не говоря ни слова, повернулся к отцу спиной и прошел в комнату Зого.

Стерко перевел дух и бросился из дома. Все мыслимое и немыслимое время вышло.

Глава 3. Пустынный пляж

Стерко остановил машину на небольшой автостоянке. Летом в жаркие дни тут негде яблоку упасть, но сейчас осень была уже на носу. Пусто, безлюдно, промозгло. Одним словом, гадко. Гаже просто некуда. Точно так же, как на душе у Стерко.

Выбравшись из машины, Стерко постоял немного, разглядывая пляж. Дождливым утром это местечко способно было навеять тоску даже на патологического оптимиста, так что уж говорить о измученном хаварре, золотые денечки для которого закончились давным-давно.

Вжав голову в плечи, Стерко взглянул на затянутое тяжелыми тучами небо, ежась, поднял воротник куртки, сунул руки в карманы и неторопливо пошел к пляжу.

На скамье недалеко от воды сидел некто рыжеволосый в длинном темно-зеленом пальто. Стерко узнал бы, кто это, даже если бы не было этого ночного звонка. Эту прямую худощавую фигуру он узнал бы из сотни, из тысячи, из миллиона…

Стерко пошел по мокрому песку, поросшему редкими кустиками какой-то пожухлой травки. По мере того, как он приближался к скамье, сердце его билось все чаще и как-то все больнее и больнее. У Стерко даже зашевелилось этакое малодушное желание повернуться и уйти прочь.