Александр Сергеев - Беглец [или "Не хочу быть героем"] Страница 7

Я услышал как судорожно вздохнул стоявший рядом со мной лучник и принял решение. Протянул руку в его сторону и приказал:

Лук и стрелы!

К моему некоторому удивлению, он беспрекословно протянул мне свой лук и торопливо принялся снимать колчан. Я прикинул лук на руке и быстро выпустил одну стрелу в сторону отступающих всадников, проверяя дальнобойность и тут же наложил на тетиву следующую. Командир нападающих снова поднял руку. Трубач вскинул рог, я спустил тетиву. Человек стоящий в двух сотнях шагов не самая легкая мишень, поэтому весь мир в эти растянувшиеся мгновения сузился для меня до размеров летящей стрелы, только руки автоматически нашаривали следующую. Командир так и не дождавшийся сигнала нетерпеливо обернулся и с удивлением уставился на, медленно падающего с лошади, трубача. Именно этого момента я и дожидался. Опытного бойца сложно убить летящей издалека стрелой, если только он не отвлечется. Щелкнула тетива, снова мир сузился для меня до величины летящей навстречу, сквозь растянувшиеся мгновенья, прорези в шлеме. Однако в последний миг он вдруг дернулся и стрела ударила в защищенный пластиной висок, запрокидывая голову. Сбитый шлем покатился по земле и передо мной на миг мелькнуло открывшееся лицо, в следующий момент скрывшееся за спинами приближенных подхвативших бесчувственное тело. Это был человек едва не уложивший меня на дороге.

Я кинул лук, застывшему с открытым ртом, хозяину и поспешил к воротам, где кипела бурная деятельность. Десяток человек рубили топорами плотно заклиненный в воротах фургон пытаясь пробить выход, чтобы спасти оставшихся на мосту. Однако кто-то не пожалел для его изготовления толстенные дубовые брусья, которые успешно сопротивлялись железу. Остальные стояли наготове подменяя уставших. Лорд стоял молча, с застывшим лицом и глаза его пылали таким гневом, что я обошел его стороной. Заглянул на секунду в караулку, глянул на барабан поднимающий мост и выскочил обратно, выхватил у стоящего наготове солдата топор, снова к барабану. Примерился, рубанул сплеча, туго натянутый канат зазвенел как струна и лопнул, сворачиваясь кольцами и исчезая в стенном проеме. Сзади кто-то громко охнул. Я повернулся, в дверном проеме стоял солдат у которого я забрал топор и шарил рукой у пояса хватаясь за рукоять меча, за ним виднелись другие.

С дороги! Я сам удивился ярости прозвучавшей в моем голосе. Солдат словно ветром сдуло с порога. Я, как на крыльях, взлетел на стену и перегнулся наружу. Фургон на мосту, до сих пор удерживаемый канатом, теперь скособочился и потихоньку сползал в ров. Я свистнул, привлекая внимание выстроившихся перед мостом солдат и заорал показывая на фургон:

Толкай!

Шестеро из заднего ряда бросились к повозке, дико заржали лошади, скользя подковами по дощатому настилу, фургон, протестующе скрежеща, ахнул с моста, увлекая за собой бьющихся лошадей. Я обернулся на раздавшийся из-за спины топот, ко мне неслась размахивающая мечами, алчущая реванша, за минутную слабость, солдатня. Раздавшийся с моста ликующий многоголосый клич, заставил эту толпу затормозить. Я широко улыбнулся в их недоумевающие рожи и снова отвернулся наблюдая как, почуявшие надежду, защитники втягиваются на мост, на ходу перестраиваясь в колонну по четыре. На мое плечо опустилась тяжелая рука:

Пойдем, Лорд зовет.

Я не спеша обернулся и пошел вниз. Сзади затопали остальные. У ворот ничего не изменилось, мой конвоир обогнал меня и подошел к лорду. Тот досадливо отмахнулся наблюдая за начинающими сдаваться брусьями и равнодушно приказал:

Запереть, после разберемся.

У меня забрали оружие, отвели в угол двора, где пряталась маленькая дверца, пятьдесят ступенек вниз, несколько поворотов и меня втолкнули в маленькую темную каморку. Тяжелая дверь захлопнулась, заскрипел задвигаемый засов и я остался наедине со своими мыслями.

6

Говорят все темницы похожи друг на друга, словно две капли воды. Я полностью поддерживаю это мнение. Конечно они могут быть совершенно разными по внешнему виду, различаться толщиной стен и решеток, гнилой соломой устилающей пол или шикарными коврами в позолоченной клетке, но внутренняя суть остается единой.

Первое что ощущает пленник слыша скрип задвигаемого засова, это полный отрыв от реальности. Где-то там, снаружи, кипят страсти, звенят мечи и льется кровь, а здесь, под землей, царит тишина, нарушаемая только шагами и покашливанием хромого тюремщика, да звоном капель падающих в отсыревшем углу. В общем, все условия для того, чтобы ничто не отвлекало тебя от мыслей о свершенном.

Я осмотрел дверь, убедился, что открыть ее не доставит мне особых сложностей. Затем отодвинул тюфяк, набитый соломой, от холодной стены, сел на него и погрузился в размышления о мудрости своих наставников, которые очень старались вдолбить в меня одну нехитрую истину: не лезь не в свое дело.

На четвертый или пятый день заключения (очень сложно считать время сидя в подземелье), когда постоянный звон капель уже начал отдаваться в голове и я всерьез задумался о побеге, раздался шум множества шагов и пустующие по соседству камеры быстро заполнились новыми постояльцами. Из ворчания тюремщика я уяснил, что пришла долгожданная помощь и супостат быстренько смотался бросая по пути отставших и раненных. Еще через некоторое время снова раздался топот подкованных сапог по каменной лестнице, распахнулась дверь и сквозь хлынувший в камеру свет факелов, хриплый голос скомандовал:

— Эй ты, как тебя там, выходи!

Отсчитав неизбежные пятьдесят ступеней вверх я толкнул наружную дверь и споткнулся на пороге, ослепленный ярким утренним солнцем. Тут же сзади последовал толчок в спину.

— Ну, че встал то, проходи!

Я сделал два шага вперед, освобождая проход и снова остановился, прикрыв глаза рукой, сзади раздалось злобное ворчание, щедро сдобренное запахом свежего перегара.

— Сержант, еще раз распустишь руки — сломаю.

Ворчание смолкло. Или он онемел от подобной наглости, или поверил. Лучше бы поверил, заключение отнюдь не сделало меня добрее. Резь в глазах утихла, я опустил руку и медленно зашагал через двор, представляющий весьма любопытное зрелище. Нечто среднее между корчмой низкого пошиба и первоклассной конюшней. Длиннющие столы стоящие в центре буквой П, заваленные объедками, красовались потеками разлитого вина. Слуги снующие от столов к кухне с тряпками и горами грязной посуды. Множество людей валяющихся вповалку, скорее пьяными, чем мертвыми, а может быть мертвецки пьяными. И множество лошадей довершающие картину. Местная конюшня конечно не смогла бы их вместить, поэтому они просто стояли привязанные вдоль стены, что-то жевали из привязанных торб и делали свое грязное дело.