Сергей Нокс - Обреченные души. Раздор (СИ) Страница 7

Со всех сторон этот город окружали белокаменные массивные стены с высокими башнями, смотревшими в сторону изумительных пёстрых хребтов и вершин с изрезанными плато и отвесными зелёными утёсами гор Кальдэр. Издалека их склоны манили лиловыми полями магнолии и сирени, огнисто-алыми лилиями и золотистым горицветом, раскинувшимися у подножия снежных пик. Отовсюду к Вэйтстоун тянулись голубые поля из медуницы, колокольчика и василька. От входных дубовых ворот белокаменного города, оббитых железными брусьями, пролегала избитая повозками извилистая дорога, огибавшая пышные холмы и поля, засеянные зерном, кормившие весь Северный Форлианд. С западной стороны раскинулся богатый зверем и различными лекарственными травами причудливый лиственный лес с трепетными осинами, белоствольными берёзами и стройными липами, на севере высились горделивые смолистые сосны и кедры. Южнее лес становился мрачнее и дремучее. В блаженном безмолвном сне здесь пребывали величественные дубы, раскидистые клёны и пышные вязы. Река Кéльви, огибавшая восточную часть города, прячась возле каменных стен, а затем под изрезанными песчаными берегами, уносилась бурным течением на юг, впадая в причудливое озеро Тáусхэт, скрывавшее свою белизну в глухой елово-лиственничной роще, напоенной чуткой тишиной.

Вэйтстоун — город новых жёстких законов и единобожия. Власти навсегда придали старых богов забвению. Солдатам было приказано насильно обратить людей в новую веру, а самых непокорных обратить в рабство. Руками этих несчастных создавали роскошные сады, памятники, скульптуры и прекрасные фонтаны, блиставшие своей изумительной красотой на солнце. А в разгар правления Томада Тронэра было достроено настоящее чудо света. И заиграли тогда игривыми переливами в солнечных и лунных лучах изящные пики из зелёного стекла красивейшего собора во всей Тавринии. Реформы Тронэров, пронёсшиеся как ураган по всей Тавринии, не только изменили привычный уклад, но и раскололи старое государство на несколько менее крупных со своими обычаями, порядками и нравами. Новая вера в Вэйтстоун коренным образом изменила присущее всем многобожие. Одни остались чтить заветы предков, оставаясь закоренелыми язычниками, другие приняли троебожие, третьи стали дуалистами, а некоторые и вовсе отвергли высшие силы, признав силу разума и человеческой воли. Но при этом все так же оставались слабы и раболепны перед золотом, чревоугодием и беззаконием.

Время близилось к полудню. Солнце старалось вырваться из плена взбитых густых волн молочно-серых облаков, изредка красовавшихся своими перистыми краями на сапфирном блюдце небосклона. В стенах замка Трóнборг было душно, поэтому молодая девушка с длинными распущенными чёрными локонами в одной сиреневой шёлковой сорочке с красной каймой вышла на балкон подышать свежим воздухом. Изумрудные глаза, обычно кокетливо бросавшие свой взор из-под густых чёрных бровей, очаровывали. Мягкие черты лица ещё больше украшали заострённый нос и пышные губы. Стройности и красоте этой девушки завидовали многие, хотя о её ядовитом характере никто и знать не знал. Облокотившись спиной о колонну, черноволосая дама смотрела беззаботным довольным взглядом в сторону леса и медленно пила вино.

Раздался стук в дверь. В богато убранную комнату вошла высокая зрелая женщина в бежевом платье, отделанном золотистыми рифлёными рюшами. Это была королева Фарéтра. На её загорелом полнощёком лице едва были заметны морщины. Каштановые густые волосы были уложены на голове в некое подобие цилиндра. На шее красовалось ожерелье из голубых каменьев, изумительно переливавшихся на солнце. Руки украшали золотые браслеты. На пальцах сверкали сапфиром и перламутром роскошные перстни. Серьги с тёмно-синими драгоценными камнями подчёркивали прелестные и в тоже время надменные серо-голубые глаза королевы, придававшие лицу величавый волевой облик.

— Флёр, ты готова к сватовству? — раздался приятный звонкий голос мачехи.

Девушка молчала, делая вид, что ничего не слышит.

— Тебе трудно ответить матери? — сказала недовольно королева, подходя к дочери.

— Какое ещё сватовство? — возмущённо и устало протянула Флёр, потягиваясь перед мачехой.

— Только не думай заводить эту песню вновь, — рассерженно протянула Фаретра.

— Вы не заставите меня обручиться с этим тщеславным зазнайкой! — твёрдо заявила девушка, впившись змеиным взглядом в глаза мачехи. Настала напряжённая тишина.

— Пока ты живёшь в этих стенах, будь так добра унять своё взбалмошное самолюбие и беспрекословно подчиняйся законам! — сердито сказала Фаретра в след возмущённой дочери, которая шла кривляющейся походкой к резной кровати, укрытой алыми простынями и пышными золотистыми подушками.

— Хватит ломаться, устала смотреть уже на то, как ты вздёргиваешь свой нос! — возмутилась королева, нахмурив густые тёмные брови.

— Вы мне не мать, чтобы указывать, — с безразличием, хмуро, отозвалась дочь.

Раздался звонкий шлепок, после которого на некоторое время воцарилось молчание.

— Я воспитывала тебя с раннего детства не для того, чтобы слышать от тебя подобные высказывания! — возмущённо прозвучал голос обиженной мачехи.

Флёр сидела на кровати с остервенелыми глазами, держась обеими руками за раскрасневшуюся щёку.

— Я более не стану повторять, ты давно уже не ребёнок, немедленно одевайся и спускайся в сад, гости уже ждут, — приказала королева.

— Я не выйду ни за что замуж за того, кого не люблю и кто мне противен, — продолжала упрямиться горделивая дочь.

— Нет, ты выйдешь замуж за принца Бахорна! Как велел твой отец, так и будет, и это не может обсуждаться! — гневалась Фаретра.

Флёр покачала головой, бросила презрительный холодный взор и отвернулась.

У королевы уже не осталось терпения. Она жестоко схватила дочь за волосы одной рукой, в другую руку королева взяла с резной тумбочки золотой подсвечник:

— Не уймёшь своё высокомерие я или разобью твою настырную голову этим канделябром, или сама лично продам тебя в самый дешёвый бордель, ты меня поняла?! — угрожающе потребовала незамедлительного ответа мачеха.

— Да, — напугано ответила девушка.

— Вот и славно, принц Бахорн будет в саду, и не заставляй его долго ждать, — приказным тоном сообщила королева и скорой походкой покинула комнату. Флёр ещё некоторое время сидела с окаменелым лицом, шёпотом посылая ругательства и проклятья. Успокоившись, девушка подошла к зеркалу в золотистой резной раме и начала любоваться собой, при этом всячески кривляясь и улыбаясь самой себе. В дверь снова постучали.