Андрей Петерсон - Почему я не люблю дождь Страница 7

– Лунный? Это ты, – я смотрю, – лунная, – пыхтел шар, изо всех своих сил пытаясь угнаться за девушкой. – Луна она, по-твоему, что – сама светит?

Рев голодных теней заполнял мир, ввинчиваясь в уши и подгоняя вперед к спасительному выходу до которого оставалось еще десять… девять… восемь шагов… Слишком далеко…

Первые, самые быстрые тени уже накрыли Ташура, задержались на миг, облепив его густым копошащимся коконом, но потеряв вдруг всякий интерес к своей добыче, снова бросились догонять леди Кай.

Как бы то ни было, но время они упустили…

Пять… Четыре…

Когда до зеркала оставалось три шага Осси прыгнула. Прямо с ходу. Рыбкой.

Так она и вылетела в парадный зал Эрш Раффара, прокатившись по инерции еще с десяток шагов, причем последние несколько ардов проехала на пузе. Но тут же вскочила на ноги, разворачиваясь к опасности лицом и держа наготове пылающий красным огнем Гаситель.

Как раз вовремя она обернулась. Тонкая материя зеркала вспучилась золотым пузырем, а затем, из него вывалился хилависта, еще более скользкий чем раньше, но все такой же размытый и нечеткий.

– Кто это? – Спросила Осси, все еще тяжело дыша. – Кто это был?

– Сомборы.

– Кто?

– Сомборы… Тени. Тени отражений, – проскрипел Ташур. Дыхание его было неровным, то и дело срывающимся на хрип, – видно, тоже нелегко ему марш-бросок в зазеркалье дался. – Это отражения тех, кто был тут когда-то, жил… В общем, тех, кто так или иначе попал в зеркало.

– А что они такие?..

– Какие? Злые? Голодные? Так ведь… замок-то знаешь чей? Когда тут кто в последний раз в зеркалах-то отражался? А тут, нате, извольте кушать – такой им лакомый кусочек поднесли… Да еще к столу позвали…

– Лакомый кусочек, это…

– Ты, ты, – захихикал хилависта. Противненько, так, захихикал – со значеньецем… – Кто ж еще? Ты, конечно… Они бы и отраженьицу завалящему рады были, а тут вдруг плоть живая, да еще у них под носом. Вот и сорвались.

Осси перевела взгляд на зеркало. Тонкое эсмарское стекло прогибалось под мощным давлением изнутри, но держало. Пока держало… А жуткие отвратительные хари бились и бились о стекло, не смея преодолеть такую хрупкую и ненадежную преграду.

– А они что… всегда там были?

– Всегда, – усмехнулся хилависта. – Всегда были и долго еще будут. И, боюсь, что тебя они теперь, запомнили… Так что я на твоем месте держался бы от зеркал подальше. По крайней мере, какое-то время.

– Ты серьезно?

– Куда уж серьезнее, – вздохнул хилависта. – Серьезней не бывает… А, кстати… Что ты там про еду-то говорила?

Глава вторая

Когда ноги болтаются в пустоте, ощущения, которые ты при этом испытываешь, трудно назвать приятными. Казалось бы, отсутствие опоры под ногами есть мелочь, недостойная внимания, да только телу и рефлексам, как говорится, не прикажешь. И чтобы справиться с липким холодом, который неожиданно и не спросясь овладевает бьющимся в панике сознанием, приходится приложить некоторые усилия.

Еще неприятней когда пустота под ногами – не просто пустота, а, практически, – бездна, а ночь, которая до поры до времени скрывала от глаз эту неприятную деталь, заботливо укутав мир темным одеялом, уже отступила под натиском ярких лучей восходящего солнца…

Осси Кай висела на тоненьком тросе, закрепленном в парящей над головой скале, и смотрела как уплывает из-под ног раскрашенный пестрыми осенними красками лес, уступая место лугам и полям, раскинувшимся до самого горизонта.

Высота и утренняя дымка скрывали от глаз подробности, и мелкие детали различить было трудно. Видневшаяся внизу деревушка казалась игрушкой набранной из маленьких хрупких коробочек, пасущееся у реки стадо – пестрым пятном на темно-зеленом фоне, сама река – узкой белесой ленточкой, а единственный всадник, ползущий по едва различимой ниточке дороги, здорово напоминал муравья.

А вот Главирского хребта, затерявшегося где-то далеко на западе, отсюда видно не было. Что скрывается за словом «далеко», оставалось не очень понятным, но пятерка улов [5], доставившая сюда леди Кай, перемалывала своими крыльями тугой осенний ветер почти всю ночь и безо всякого перерыва. А поскольку скорость эти милые зверушки могли развивать очень даже приличную, то, по всему, выходило, что забралась леди Кай сейчас на самый, что ни на есть, край света. И не просто забралась, а еще и раскрыла книгу своих странствий на новой странице, оставив прежние проблемы и хлопоты за многими и многими горизонтами.

А выглядела эта новая страница как большущая – не меньше, чем с пол-Фероллы – каменная глыба, парящая высоко над землей.

Говоря иначе, это был летающий остров – то есть, вырванный когда-то давно из земли кусок поверхности, неведомой силой в небеса поднятый, и ею же там по сей день удерживаемый. На порядочной, причем, высоте, удерживаемый – до земли было ардов восемьсот, и это – если по самым грубым прикидкам. А то, может, и поболее.

Птицы тут, во всяком случае, летать уже не желали – если только иногда и сдуру, а уж люди сюда и вовсе не забирались. Ибо если и были где и когда отчаянные смельчаки, тревожащие умы почтенных обывателей одиозными своими проектами по надуванию гигантских воздушных пузырей и попытками с их помощью совершить людям несвойственное, то на них быстро находилась управа в лице достойных Отцов-искупителей, кои смуту эту пресекали быстро и самым радикальным образом. А это, как вы, наверное, и сами понимаете, надолго отбивало охоту у других таких умников…

В общем, высоко в небесах парил этот остров, а оттого был практически неприступен и недосягаем.

А еще, – он был такой не один. Во всяком случае, про двенадцать было известно доподлинно, хотя Хода, вот, например, подозревала, что на самом деле, их – много больше.

И назывались они – Ступени.

Ступени Странника.

Название и происхождение – вот, пожалуй, и все, что было известно про них наверняка. Все остальное, а главное, что там на них сейчас происходит, испокон веков оставалось предметом домыслов и самых идиотских предположений. Ибо и сама их суть воздухоплавательная, и окружающий их стараниями Пресвятого Апостолата ореол тайны делали практически невозможным ни их изучение для особо любопытствующих ни просто бессмысленное праздношатание для всех остальных.

А ко всему, они, похоже, еще и во времени затерялись, так что с земли их в какой-то момент и видно не стало. Что это и как – никто не знал и толком не понимал, но факт остается фактом: не видно – и все, сколько ты в пустые небеса не вглядывайся. Хоть днем, – хоть самой кромешной ночью.