Александр Клыгин - Через Дебри к звездам Страница 7

Придя в себя, Шарлотта почувствовала, что в комнате кто-то есть. Обернувшись, она увидела своего старого знакомого – чувака в «Адидасе», который расположился на диване с рюмкой. Шарлотта поняла, что он нагло опустошал содержимое ее мини-бара.

– Привет, – сказала она. – Давно ты здесь?

– Не очень, – ответил он. – Наслаждаюсь.

– Моей выпивкой? – спросила она.

– Твоей энергией, – ответил он, покачав головой. – Твоим состоянием. Твоим вдохновением.

– Что, нечасто увидишь бездарных и безумных художниц? – усмехнулась Шарлотта.

– С художниками вообще редко встречаюсь, – ответил гость. – А насчет «бездарных» – здесь ты не права. Отличная картина, насколько я могу судить.

– Тебе же ничего не видно, – усмехнулась она. – И вообще, как ты сквозь черные очки хоть что-то видишь?

– Мне не надо видеть картину, чтобы сказать, хорошая она или плохая, – улыбнулся писатель. – Мне достаточно видеть, что ты вся светишься.

– Так заметно? – улыбнулась Шарлотта.

– Для меня – да, – ответил гость. – Я понимаю твое состояние, потому что сам испытываю его каждый раз, когда заканчиваю хорошую книгу.

– Вот только потом начинается депрессия, – закончила его фразу Шарлотта.

– И чем лучше книга, тем сильнее потом депрессия, – продолжал писатель.

– Потому что ты чувствуешь, что больше не сможешь этого прожить, а сможешь только об этом вспоминать, – закончила она.

– И все время кажется, что больше уже никогда не сможешь создать ничего лучше, – продолжал он.

– Но все равно наступает момент, когда просто берешь в руки краски и начинаешь рисовать – и получается даже лучше, чем все, что было сделано раньше, – закончила она.

Человек в «Адидасе» снял очки, и Шарлотта смогла заглянуть ему в глаза.

– Поразительно, но только ты одна меня понимаешь, – вздохнул он. – Даже Эльдорадо с Альфом не въезжают, сколько бы я им не толковал. А Аракрон… он вроде бы все понимает и всегда ободряюще хлопает по плечу, только этого обычно бывает мало. Тогда он расщедряется на подзатыльник, и все сразу встает на свои места.

– Не знаю насчет подзатыльников, но и у меня нечто похожее, – кивнула Шарлотта. – И только ты сегодня смог меня понять. А вообще, я свои картины редко кому показываю. Потому что Джули в это никогда не врубалась… Дядя Фредди в детстве меня хвалил, но потом умер.

– А потом его еще и в прессе оклеветали всякие извращенцы, – кивнул писатель. – Что ж, надо бы как-нибудь отметить твой новый шедевр. Знаешь, я давно хочу сводить тебя в шикарный ресторан. А сегодня у меня даже есть деньги.

– Хорошо, – сказала Шарлотта. – Пойдем. Я готова.

Писатель, встав с дивана, взглянул на портрет, висевший на стене: за спиной сэра Эльдорадо в бешеном темпе вращались галактики.

– Ему бы понравилось, – усмехнулся писатель. – Эльдорадо не лишен определенной доли тщеславия. Ты ему это показывала?

– Пока нет, – ответила Шарлотта. – Я вообще почти никому не показываю свои картины. Ты, можно сказать, застал меня врасплох.

– Если хочешь, иерархия организует тебе выставку, если все остальные картины так же хороши, – сказал гость. – Ну ладно. Не будем нарушать последовательность событий и пойдем в ресторан. Правда, это несколько необычный ресторан. Дай руку.

Шарлотта протянула руку, писатель схватил ее, и мир завертелся не хуже, чем галактики за спиной Эльдорадо на картине Шарлотты.

Каким был мир до изобретения майонеза?

Они сидели на мягких диванчиках друг против друга. На столе стояла подставка для палочек благовоний. Сандаловый дым вяло поднимался к потолку. Подскочивший официант в золотой жилетке с черными пуговицами, увидев писателя, поспешил предупредить:

– В кредит ничего не даем!

– Успокойся, – улыбнулся писатель. – Сэр Эльдорадо недавно проплатил мне очень крупный заказ.

С этими словами наш герой достал из внутреннего кармана адидасовской куртки пачку стодолларовых купюр и вручил ее официанту.

– Вот, покроешь из этого мои долги, а остальное – на мой счет, – сказал писатель. – И не забудь чаевые.

Официант при виде денег изменился на глазах – натянул на лицо профессиональную улыбочку и вежливо спросил:

– Что вам принести, сэр?

– Для начала хорошо бы меню, – ответил писатель, и официант буквально испарился.

Через пару секунд он снова материализовался, вручил меню писателю и Шарлотте, после чего снова растворился в воздухе.

– Обалдеть можно! – воскикнула Шарлотта. – А что, сэр Эльдорадо часто платит тебе такие гонорары?

– Вообще-то, обычно из него и двух центов не вытрясешь, – усмехнулся писатель. – Но когда мой проект оказывается успешным… Вот это был гонорар за Джона Дебри, например.

– В каком смысле – за Дебри? – спросила Шарлотта.

– Благодаря моей писанин, все обернулось так, как обернулось, – усмехнулся писатель. – Сэр Эльдорадо нашел Джона Дебри, сделал с ним то, что должен был сделать, а результат удивил всех нас. И меня даже поблагодарили. И даже материально.

– Поразительно! – воскликнула Шарлотта. – А знаешь, у меня тоже нечто подобное бывало. Вроде так, напишу картину, совершенно невероятную, фантастическую, ну и все такое… А потом увижу ее в реальной жизни. Собственными глазами.

Писатель снова улыбнулся.

– Только ты одна меня понимаешь, – тихо сказал он.

Снова появился официант. Они сделали заказ, и Шарлотта продолжила рассказ:

– Вот, например, та картина, на которой изображен сэр Эльдорадо, помнишь? Думаешь, я нарисовала ее после знакомства с ним, так?

– Любой другой на моем месте подумал бы так, – кивнул писатель. – Но я уже слишком привык к тому, что вижу свои незаконченные и неопубликованные произведения в каждом новом фильме Люка Бессона.

– Вот-вот, ты правильно понял! – воскликнула Шарлотта. – Представляешь, где-то за неделю до того, как я встретила Эльдорадо и увидела его именно таким, именно на таком фоне, я… я увидела эту картину и решила ее написать, да все что-то некогда было. А дальше: проходит неделя, прихожу я к Джулианне в Академию Дебри, а там – сэр Эльдорадо. И тем же вечером… Ну, одним словом, таким я его и увидела – огромного, черного, а позади него вспыхивали, мерцали и танцевали все эти невероятные скопления неописуемых огней. Позже я написала эту картину, потому что в тот вечер мне было некогда – а потом еще столько всего навалилось. И теперь никому не докажешь, что картину эту я увидела перед своим внутренним взором еще задолго до всех этих событий!

– Действительно, никому не докажешь, – с грустной улыбкой кивнул писатель. – Только мне ты можешь ничего не доказывать – я и сам все прекрасно понимаю. Со мной это постоянно происходит. И от всего этого может действительно съехать крыша.