Владимир Кузнецов - Лед Страница 7

Сквозь монотонный напев почти не было слышно стука колес. «Атомик Хаски», знаменитый трансконтинентальный экспресс, выехал из Вашингтона в одиннадцать вечера и прибудет в Детройт в четыре утра, преодолев за это время без малого пятьсот миль по Северным Пустошам. Со времен первой Американо-Советской войны поезда занимают особое место в жизни Северной Америки. Это что-то вроде подвижных государств, живущих по своим правилам и законам. Работник поезда никогда не заговорит с пассажиром, не ступит на землю за пределами железнодорожной полосы. Эти люди рождаются, живут и умирают в поезде, всю жизнь проводя в бесконечном движении. Такова плата за право пересекать пустоши, полные враждебных духов и радиоактивного снега. Большая часть курсирующих ныне поездов была создана очень давно, при помощи передовых тогда технологий и могущественных пактов с духами дорог и богами странствий. Теперь, укрепленные свинцом, химическими сорбентами и охранными чарами стены вагонов — это все, что отделяет людей, железнодорожников и пассажиров, от смертоносного дыхания ядерной зимы.

Зима… Fimbulvetr — так называют ее Далин и Нэслунд, рекруты-скандинавы. В их родной религии так называется великий холод перед Рагнареком, зима в которую духи умерших вырвутся из Хельхейма на горе живым. Точность этого предсказания заставила многих обратиться к скандинавскому язычеству.

Оба, и Далин, и Нэслунд — беженцы, искалеченные атомной войной. Оба добрались до Канады уже при смерти: лучевая болезнь, прогрессирующие раковые опухоли, нарушенный метаболизм, сожженные легкие. Но в отличие от сотен других беглецов, у них, профи, был шанс на спасение. Лучше жить рекрутом, чем долгие месяцы умирать, думая только, как протянуть от одной дозы морфина до другой.

Или нет?

Заклятья по очереди «будили» имплантанты в теле Патрика, заставляя их вибрировать, покалывать, остывать или нагреваться. Процедура не самая приятная, но он уже успел привыкнуть. Хуже, когда случалась задержка: собственное тело начинало тихий бунт, сводя с ума мелкими неконтролируемыми движениями, легкими галлюцинациями, фантомными болями. Говорят, что через три дня без заклятий, начинались вещи куда пострашнее, но сам Патрик до такого еще не доходил.

Завтра вечером — игра против «Рэд Когуарс». Некогда сильный клуб, ныне переживающий не лучшие времена. Завершающий пункт в коротком турне «Варлокс» по маршруту Квебек-Вашингтон-Детройт. Предыдущие два визита окончились поражением — после пяти побед подряд дома. Детройт — не самая сильная команда, форварды там так себе, зато тафгаи — лучшие в лиге. «Братья-мордобои» Кокур и Проберт в этом сезоне успели нокаутировать не один десяток противников, да и левый нападающий Жерар Галант, даром что низкорослый и худощавый, от них не слишком отстает.

Бормотание в наушниках утихло, через пару секунд щелкнула, смотавшись до конца, бобина. Патрик снял наушники, достал из сумки пузырек с таблетками, высыпал три штуки на ладонь, отправил в рот. Все, необходимые процедуры окончены. Можно спать — хотя спать осталось пару часов, не больше.

Сквозь мерный стук колес иногда слуха касался протяжный вой ветра за окном. Стремительно проносилась мимо Северная пустошь, погруженная в густой мрак. Города-призраки, по самые крыши заметенные снегом, иногда мигали навстречу поезду мертвенными, бледными огоньками. Никто толком не знал, что это за огни и кто их зажигает. Одни считали, что это духи умерших имитируют жизнь, которая давно закончилась в этих местах. Другие спорили, что это выжившие, неспособные покинуть эти проклятые места, влачащие жалкое существование, полное боли и лишений. Патрик не знал, кто из них прав. Если честно, его это совершенно не волновало.

Детройт встретил канадских хоккеистов мрачной, почти гробовой тишиной. Здание вокзала промерзло так, что даже изнутри стены его были покрыты наледью. Выстроенное в лучшие для США времена по всем канонам конструктивизма, теперь оно выглядело заброшенным. Множество стремящихся ввысь прямых линий, большие окна, высокие потолки, огромные пространства внутри — все это теперь стало неуместным, неоправданным. Не было никакой возможности поддерживать здание в порядке и даже отапливать его как следует. Немногочисленные пассажиры ютились возле массивных нагревателей, переделанных из старых крупнолитражных движков. Громкоговорители установленные на стенах, с хрипом и треском извергали из себя приветственные спичи для гостей города:

«…результатом деглобализации и многочисленных военных конфликтов стало резкое сокращение поставок нефти и коллапс ее мирового рынка. Это вынудило ведущие автомобильные компании к кардинальным изменениям в производстве. В этот сложный период гениальными инженерами корпорации „Джи-Эм“ был предложен принципиально новый двигатель для авто, превосходящий ДВС во всем: мощности, экономичности, надежности и экологичности. Это был реактор микроядерного синтеза, компактный, простой в обслуживании, экологически чистый и не требующий заправки раньше, чем после десяти тысяч миль пробега…»

Автобус встречал их прямо у входа. Патрик взглянул на небо. Низкое, свинцово-серое, с рваными узорами туч, оно выглядело зловеще, недобро. Высотки, подпирающие его, слепо пялились на гостей провалами выбитых окон. Центр Детройта производил гнетущее впечатление — покинутый, обветшалый, лишь кое-где заселенный беженцами и маргиналами.

— Так парни, живо в автобус, — второй тренер Жак Лаперрьер для убедительности помогал себе руками, по одному заталкивая сонных хоккеистов в двери автобуса.

— Полегче, тренер, — поморщился Нилан, которому очередная команда Лаперрьера пришлась прямо в ухо. — И так башка трещит…

— С чего бы это, Криси, детка? — ехидно поинтересовался тренер. Тафгай скорчил невинную рожу:

— Акклиматизация, тренер. Влажный воздух, давление… ну вы в курсе. А еще говорят, здесь радиационный фон выше.

Послышались короткие смешки агентов. Рекруты молча занимали свои места.

— Так кончай препираться и залезай в машину, — рявкнул Лаперрьер и с силой пихнул Нилана ладонью в спину. К счастью, тафгай не сопротивлялся — иначе тренер, даже протаранив его плечом, не сдвинул бы с места.

Гостиница оказывается гнетуще-массивной многоэтажкой с выгоревшим, растрескавшимся фасадом и половиной заколоченных этажей. Портье, небритый, с воспаленными, запавшими от пьянства глазами, выдает им ключи, но отнести их вещи наверх некому. Лифт, к счастью, еще работает.

Патрик делит комнату с другим вратарем-рекрутом, Дагом Соетартом. Даг в хоккее уже одиннадцатый год, этот сезон — его последний. Худду-операторы говорят, что рекрут не должен чувствовать зависти или злости к партнеру по команде, но то, что говорят и то, что есть на самом деле — это разные вещи. Соетарт боится окончания своей карьеры, боится отправиться на свалку, хоть и понимает, что уже сейчас разваливается на куски. Патрика, пришедшего очевидно для замены, он сделал виновником происходящего с ним. Открыто Даг этого не показывал, но постоянно устраивал Патрику какие-то мелкие подлости: прятал вещи, мешал спать, вмешивался в ритуалы, портил обереги и талисманы.