Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК Страница 71

    Надежды  на это сохранялось, следует признать, не много.

8

    Из коридора снова донесся женский крик.

    Ну а сейчас-то что не так?!

    Положительно эта дама обозначала себя в моем жиз ненном пространстве одними лишь воплями.

    Сообщив взору  всевоможную суровость, я приказал: «Сиди смирно!» Дракон быстро-быстро закивал и лишь  посильнее вжался в угол купе.

    Ничего  непредвиденного на сей  раз  не  стряслось. Женщина несколько пришла в себя, вернула одежде видимость  приличий и вышла в коридор в рассуждении найти меня и затребовать разъяснений по поводу творящегося неподобства. Вполне разумное, кстати, желание. Вот только застать в коридоре, буквально под ногами, клочья тел в черных лохмотьях, лужи крови и обломки костей она могла ожидать менее всего. Зрелище половины человеческого организма в соседнем с нею купе, которая до сих  пор пыталась проявлять признаки  жизни,  позитивного мироощущения ей не добавило.

   Бормоча нечто успокоительное, вроде «Все хорошо... все просто замечательно...  они это  заслужили...  они были очень-очень плохие и вели себя скверно... один из них, кажется  — этот, пытался вас убить... но теперь никто из них никого больше не убьет...», я грудью оттер ее от всех этих кошмаров и вернул на место. «Что происходит?» — спросила она шепотом. «Вы же знаете, — ответил я уклончиво, — сейчас такое время, что постоянно что-то происходит, и, как  правило, самого неприятного свойства».  — «Кто вы такой?!» — «Эту тему мы уже миновали...»  — «Но я...» — «Просто поскучайте здесь какое-то время, а потом я вернусь, и мы все обсудим». Ничего обсуждать мы, разумеется, не станем, но я надеялся этим на какое-то время ее успокоить.

   Состав с каким-то истерическим весельем рвался сквозь ночь к одному ему известной цели, вагон ходил ходуном. Я задвинул дверь купе — всю эту сумасшедшую ночь только тем и занимаюсь, что двигаю туда-сюда двери купе! — и отправился к своим баранам. Баран, впрочем, был один, и не так давно искренне полагал себя Драконом. Второго, что беззвучно маялся своей верхней половиной и никак не мог умереть,  никто в расчет  уже не  принимал. Решив, что в материальном мире с  него достаточно, а остальное от щедрот своих добавит Создатель Всех Миров, я походя прекратил его мучения и отослал многогрешную душу вдогонку за теми, что уже были, верно, на полдороге к последнему и самому страшному суду.

   Баран, он же Дракон, между тем немного опамятовался и даже предпринял попытку улизнуть. Я вернул его на место, сел напротив — рядом с намертво впаянными в стену ногами. Уж не знаю, какие горящие письмена он читал на моем лице, но давно я не видывал человеческого существа в таком ужасе.

   — Я буду спрашивать, а ты — отвечать. Понимаешь?

   Он кивнул.

   — Отмалчиваться ты не станешь, потому что я этого не допущу. Я не в настроении для монологов. Имя?

   Его глаза собрались в кучку, словно этот простой вопрос вдруг натолкнулся  в его мозгу на непреодолимую преграду.

   — Селафиил... алтарник Селафиил, — с  громадным трудом произнес он.

   Алтарник...  наверное, какой-то низший чин в клерикальной иерархии.  Сколько же ему  лет?  Двадцать с небольшим? Тридцать? Зеленоватое от страха и неправильного образа жизни  лицо без внятных  возрастных признаков, выбивающиеся из-под капюшона бесцветные волосы, жесткие и давно немытые, когда-то сломанный, неправильно отремонтированный и потому сдвинутый набок нос, потрескавшиеся тонкие губы, по-крысиному прикушенные острыми зубами. И над всем этим безобразием — прозрачные, как стеклянные шарики у музейных чучел, глаза, в которых были только злоба и страх. То есть ничего, имеющего отношение к традиционным христи анским добродетелям.

   — Так вы — Драконы Иисуса?

   Снова кивок, в котором отчетливо прочитывалась не которая спесь.

   — Вертолет был?

   Поскольку голосовые связки все еще  отказывались подчиняться, алтарник Селафиил продолжал кивать на  манер китайской куклы.

   — Что с ним сталось?

   Алтарнику понадобилось немалое усилие, чтобы одо леть спазм гортани.

   — Сел аварийно. Маслонасос пробило... или какая-то  такая херня...

   — Но на поезд вы все же успели. Как?

   Взгляд Селафиила суматошно забегал.

   — Я не... не могу объяснить.

   — А придется это сделать.

   — Не знаю... не понимаю...

   — Как ты считаешь,  — промолвил я со злобной иронией, — если сломать тебе один палец, это поможет собраться с мыслями? Или, чтобы не  мелочиться и укре пить мотивацию, сразу два?

   Алтарник пренебрежительно пожал плечами:

   — Да хоть все. Я не чувствую боли.

   — Отчего же?

   — Никто из нас не чувствует. — Он  напрягся и произнес по складам: — Де-сен-си-би-ли-зация. Обряд такой. Соберет, бывало, нас епископ, прочтет  слова истинной веры — и делаешься сам не свой. Все чувствуешь, кроме  боли. Хоть режь, хоть ешь...

   — Неужели совсем не чувствуешь? —  спросил  я. — А так?

   Он рассеянно посмотрел на свои сломанные пальцы:

   — Фигня. Неудобство, только и всего.

   — Боли не чувствуешь, а меня боишься. Ведь боишься?  Или не меня?

  Уголок рта приподнялся в слабой усмешке.

  Веление не препятствует мне читать мысли. Это совсем несложно — вскрыть чужое сознание, будто пивную банку, выплеснуть в себя все, что хотелось узнать... а потом выкинуть в ближайшую урну, как и  положено обойтись с пустой жестянкой... и здесь же стошнить содержимым.

   Ибо нет слов, чтобы выразить, как это противно. Если очень приблизительно: копаться в чужих мыслях — все равно что во внутренностях. Скользко, липко, и мерзко воняет.

   Нет, не сейчас.

   Тем более что у человеческого существа в его положении не так много страхов.

  — Кажется, я знаю. Ты боишься умереть?

   Пальцем в небо, а догадка оказалась верна.

   После долгой паузы он проронил:

  — Нельзя мне умирать... сейчас. Накажут.

  — Накажут — за то, что умер без спросу?

   Селафиил молча кивнул.

  — Как можно наказать мертвого?

  — Поднять из могилы, — сказал он, почти не разжи мая губ. — Он умрет — а его снова поднимут.

  — А почему тебе нельзя умирать?

  — Задачу не выполнил, потому и нельзя.

  — Хм... задачу... — Теперь настала моя очередь подбирать разбегающиеся слова. — Это какая же у тебя, мелкой  твари, может быть «задача»?

   Алтарник сделал попытку отвернуться, но я легкой  пощечиной воротил себе его внимание.

   — Ведь ты не хочешь умереть, правда? Но ты знаешь:  я могу убить тебя в любой момент.