Юлия Федотова - Тьма. Испытание Злом Страница 72

А Йоргена слова Гедвиг огорчили.

— Ну вот! Говоришь, у нас с ним одна ступень, а я, к примеру, ни от замка, ни от веревки посредством колдовства избавиться не смогу!

— Зато он не отобьется от неведомых чар, как сделал это ты. Что важнее — решай сам.

Решить Йорген не успел — отвлекся и забыл. Из кухни объявился хозяин с великолепным сырным пирогом. За счет заведения! Уж так был доволен старик, что постояльцам удалось быстренько, до темноты спровадить зловещего гостя, так доволен! Он прекрасно слышал весь их разговор, включая слова, сказанные уже после ухода мага. Он понял, что никакой опасности для окружающих тот якобы не представлял. Однако он был старым, повидавшим жизнь человеком, и опыт подсказывал ему то, чего молодежь знать не могла. Бывают на свете люди, от которых лучше держаться подальше, потому что они обладают странным свойством притягивать к себе всяческие неприятности и беды, даже не желая этого, не имея злых намерений и колдовских способностей. И «боевой маг» Легивар Черный был явно из их числа, это уж к гадалке не ходи!

…Наутро он провожал их в путь как дорогих гостей. Собрал узелок «на дорожку», снова за счет заведения, от денег отказался наотрез. И дал еще один совет, оказавшийся чрезвычайно полезным.

Три часа пешего пути по хорошей, накатанной дороге (коней пришлось сдать на попечение тому же хозяину, с такой крупной скотиной под землю не полезешь) — и вот он, вход в легендарное подгорное царство!

Огромные ворота, украшенные замысловатой вязью узоров, были встроены в гладко отшлифованную вертикальную поверхность скалы. Прямо над воротами в камне была искусно вырезана надпись «Нижний Вашаншар», и, как ни странно, именно она портила общее величественное впечатление, потому что рождала ассоциации с трактирной вывеской.

По причине опасных времен ворота стояли запертыми даже днем, но сбоку, на длинной цепи, висел красивый деревянный молот. Этим орудием полагалось в ворота стучать, тогда приходил страж, через специальное зарешеченное окошечко, оборудованное прямо в створке, изучал пришельцев, принимал решение, пускать или нет, и, соответственно, отпирал замок изнутри или, наоборот, не отпирал. Причем срок принятия этого решения был неограниченным — и час можно было прождать, и целый день, а то и два и в итоге все равно получить отказ.

Спасибо доброму хозяину — предупредил, научил, как поступить. В главные ворота, сказал он, лучше не соваться вовсе. А шагах в пятистах от них, если двигаться вдоль хребта к северу, найдется маленькая такая железная дверка, вот как раз в нее надо постучать кулаком или ногой — молотков там не предусмотрено. Тогда выйдет из горы неприятный заспанный тип, и будет от него нести перегаром, и будет он ворчать, что это не для живых путь, а вовсе для покойников. Но на слова его обращать внимания не надо, а надо вежливо стукнуть по темечку, чтобы на секунду умолк, и быстро-быстро объяснить, мол, от старого Клюстера пришли. Тогда за умеренную мзду он их в Вашаншар и пропустит.

И пропустил. А Легивар Черный так и остался ждать под главными воротами, видно, со вчерашнего вечера. Когда друзья проезжали мимо, боевой маг лежал на обочине и мирно спал, свернувшись калачиком под зловещим своим плащом. Они не стали его будить.

…Звали неприятного заспанного типа Мовус Оппершаффергренц, и был он по роду занятий могильщиком, а по призванию — контрабандистом. Такой уж порядок существовал в Вашаншаре, что покойников не земле предавали, а наоборот, наверх оттаскивали, через специально прорубленный коридор, потому что «негоже мертвым ходить путями живых». Чтобы читатель не заподозрил дурного, заметим для ясности: глагол «ходить» в данном случае употреблен в смысле исключительно переносном. От самого сотворения мира история не знала такого случая, чтобы гномий мертвец вдруг восстал. Человечьи — сплошь и рядом, с нифлунгами порой случается, и даже светлые альвы не застрахованы от превращения в носфератов. Но только не гномы! Не берет их Тьма. Померев, лежат себе смирно, и на поверхность их поднимают в специальной вагонетке, достаточно просторной для того, чтобы рядом с телом — чего месту пустовать? — поместилась пара ящиков неуказанного товара. Или три человека, если ход холостой, люди не слишком толстые и умеют как следует скрючиваться.

— Главное, второй кордон миновать, — поучал Мовус Оппершаффергренц. — Как второй кордон пройдем — можете быть спокойны, никто вас уже не спросит, кто такие, откуда взялись. Решат, раз стража пропустила, значит, твари вы благонадежные, тревожиться нечего… Так что услышите голоса — сидите и не высовывайтесь, а ежели кто чихнет — лично порешу клюкой по башке, так и знайте!

Разумеется, после такого замечания всем отчаянно захотелось чихать. А может, дело было не в словах, а в пропыленном пологе, натянутом поверх вагонетки.

Да, не из приятных вышла эта дорога! Темно, душно и тесно, пошевелиться невозможно — руки-ноги затекают, шею сводит. Скользя своим ходом под уклон, оглушительно грохочет и безбожно трясет железная повозка. Полупьяный гном откуда-то сверху орет песни столь фривольного содержания, что стыдно слушать в присутствии девушки. И так долго тянется все это безобразие, что поневоле клонит в сон…

Разбудил их истошный скрежет металла и резкий толчок — вагонетка стала. Второй кордон, поняли они, и затаились. Даже тогда не пискнула Гедвиг, когда чей-то локоть заехал ей точно под глаз, да так, что синяк обеспечен, придется сводить!

— Чего везешь, Оппершаффергренц? — послышался чужой, тоже не слишком трезвый голос.

— Чего-чего? Покойник домой запросился, вот везу!.. Да пропускай уже, не томи. Не слышал разве, старый обербергмастер из восьмой штольни помер, забрать велели. Сам обербергмастер! А ты время тянешь. Никакой в тебе почтительности нет, Пфефферпанцер, как тебя на службе держат?

— Ну ладно, ладно. Полог скинь и езжай себе…

У нарушителей границы упало сердце, но старый контрабандист свое дело знал. Заскрипел, как несмазанная телега:

— Видали, полог скинь! А натягивать потом ты станешь, со шнурками возиться? Или я к дому покойного с открытым верхом явлюсь?! Не знаешь ты приличий, Пфефферпанцер, разве можно к дому покойного с открытым верхом являться, да еще к самому обербергмастеру? Вот ежели ты так подло поступить хочешь, то и не помирай лучше потом! Помрешь — так я за тобой с открытым верхом приеду. А не дождусь — сменщику завещаю и клятву возьму: как помрет Пфефферпанцер, езжай к нему без полога, он при жизни приличий не знал, так неча ради него стараться, шнуровать. Хорони его как гулящую бабу, с открытым верхом — вот что я сменщику велю! Обидел ты меня недоверием своим, Пфефферпанцер, крепко обидел. А еще у дочки моей на свадьбе гулял, бесстыжие твои глаза!